А я знал, что повезу жену и дочку домой, поэтому выпил только бокал шампанского в начале, хорошо закусил и больше не пил.
— Это плохо, — мрачно произнес Сизов, — был бы ты поддавший, можно было бы списать все на пьяный бред, а поскольку ты в здравом уме и ясной памяти призывал вешать сотрудников КГБ, то тебе — крышка. На «Мосфильме» ты больше не работаешь, до свидания.
— Но, Николай Трофимович!
— С тобой, Стефанович, разговор закончен, — произносит Сизов и обращается к сероглазенькому: — Видите, этот гражданин больше к «Мосфильму» отношения не имеет. Меры по поднятому Комитетом вопросу мы своевременно приняли.
— Требую расследования и гласного суда!
— заявляю я.
— Можешь идти. Я тебя не задерживаю... — отвечает на это генерал Сизов.
Я прихожу домой совершенно убитый и рассказываю все Алле, самому близкому человеку. И жду, что любимая жена станет меня утешать: мол, бывает в жизни всякое, ты защищал мою дочь и не мог поступить иначе. Ничего, прорвемся. Но вместо этого слышу: «Сам виноват. Ты антисоветчик, всюду рассказываешь анекдоты про Брежнева. Не можешь держать язык за зубами? Думаешь, ты король? Ан нет! Вот тебя, наконец, и поставили на место».
Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, просто потеряв дар речи.
Во-первых, Алла несет чепуху, а во-вторых, скандалить я начал из-за ее дочки.
Тогда впервые и подумал: с кем же я связался? До этого у меня были идиллические представления о наших отношениях. Если бы Пугачева попала в какую-нибудь историю, я бы первым бросился на ее защиту. А тут она вела себя совершенно отчужденно.
Мы не повздорили, не перешли на повышенные тона, но у меня с глаз будто пелена спала. Именно тогда я пережил крах своих иллюзий в отношении Пугачевочки. Ведь как раньше считал: люди женятся для того, чтобы всю оставшуюся жизнь провести вместе. А тут ясно понял, что долго жить с Аллой не буду.
И на студии мое положение было безвыходным.
Никакие заслуги, никакие миллионы зрителей у касс кинотеатров больше не учитывались. Раньше я только успевал закончить один фильм, сразу начинал писать другой сценарий. А тут — приношу одну заявку, вторую, третью — мне отказывают. Потом отзывают в сторону и говорят: «Ну, Саш, ты же понимаешь, с кем у тебя отношения испорчены? С ОРГАНАМИ! Что мы тут можем поделать?» Это продолжалось несколько месяцев. Я ходил весь черный от переживаний. Но пытался как-то выправить ситуацию. Пошел к Михалкову:
— Помогите, Сергей Владимирович!
— Н-н-ну, ладно, С-с-саш, не отчаивайся, с-с-сейчас позвоню... — сказал он и потянулся к «вертушке»: — Иван Павлович? Здравствуйте! М-м-михалков говорит. С-с-лушайте, что-то в-в-ваше ведомство нападает на м-м-моего соавтора.
Не т-т-трогайте его, хороший человек, я за н-н-него ручаюсь. Фамилия? Стефанович. Да, режиссер «М-м-мосфильма». Да? Ч-ч-то вы говорите? Понятно...
Поворачивается ко мне и произносит с некоторым удивлением:
— Саш, я н-н-ничего не могу сделать...
А звонил он зампреду Пятого управления КГБ, и чтобы тот отказал самому Михалкову! Я понял, что дела мои совсем плохи.
Жизнь между тем продолжалась. Мы с Аллой жили в одной квартире, ходили к каким-то знакомым, посещали Дом кино. А мой мозг бешено работал: неужели я не смогу победить эту страшную силу, которая на меня ополчилась? Как-то оказались с Пугачевой на дне рождения одного известного артиста цирка.