По факту, от меня не зависящему, они были короткими, ни к чему не обязывающими. Так, кидая пробные шары направо и налево и все мимо лузы, каждый по-своему, но все мы ищем вечную любовь, не имея даже представления о том, где ее надо искать...
Чтобы купить квартиру, я завела кубышку, в которую рачительно откладывала каждую полученную копеечку. Во-первых, по-прежнему оставаясь отличницей, получала повышенную стипендию, институт тоже окончила с красным дипломом. Во-вторых, меня взяли в Театр имени Вахтангова, впервые за всю историю «Щуки», еще на первом курсе. Такой факт не мог обойтись без подозрений определенного толка, но ларчик просто открывался: хореографу нашего курса, ставившему в театре спектакль, нужна была девочка, танцующая тарантеллу.
Я умела, и в результате у меня были «танцующие» роли в пяти спектаклях. В те времена зарплата была мизерной, но копилочку пополняла.
Мое тело, хорошо отлаженный, хореографически настроенный инструмент, служило мне верой и правдой. Я забыла, что такое сон, потому что с вечера и до утра работала в ночных клубах — тпру! — совсем не то, что вы подумали! Никакого стриптиза (случилась одна нелепость, о которой расскажу позже). Это были гоу-гоу танцы и созданные мной развлекательные программы с участием артистов разных жанров. Кроме того, существовали некие агентства, приглашавшие молодых актрис для участия в презентациях, которых в те годы было как опят на пне. Чтобы получить свои двести-триста рублей, не требовалось никакого труда и особого умения, мы создавали некий красивый фон просто своим присутствием.
Но в разгар вечера подходили солидные дяди, предлагая продолжить общение в другом месте, обсудить возможное сотрудничество в дальнейшем и заработать, к примеру, пятьсот рублей за дополнительно потраченное время. Хотите — верьте, хотите — нет, но зацикленная на поисках работы, я полагала, что речь идет о ней. И поехала — не одна, а в компании таких же «фоновых» девчонок. Но прибыв на место, поняла, к чему все идет, и сбежала, теряя тапки. Слава богу, удерживать никто не стал, но и провожать тоже, и я ночью пешком через весь город добиралась до дома. Московская жизнь постепенно открывалась мне своей изнаночной стороной.
Я посадила себя на жесточайшую финансовую диету, стараясь обходиться минимумом во всем.
Когда у меня появились первые двести пятьдесят долларов, мне так хотелось купить новые туфли или сапоги, но сдержалась: «Если я это сделаю, то двести пятьдесят никогда не превратятся в триста!» Накопив первую тысячу долларов, я могла купить себе шубку, но опять сказала: «Нет». Когда появились первые шесть тысяч, можно было облегчить безумный бег от учебы до работы, купив «девятку», но я отказалась от соблазна. Удержав себя от искушения в третий раз, больше не задумывалась, просто клала и клала в кубышку заработанное. За четыре года в Москве накопила двадцать пять тысяч долларов и, заняв недостающие, за тридцать три тысячи к окончанию института купила-таки квартиру. И это чудо случилось не из-за моего умения зарабатывать, а из-за умения не тратить.
В это же время стала артисткой театра «Сатирикон», куда нас, четырех девочек с курса, пригласил Константин Райкин. Это была умопомрачительная победа!
Можно методично, терпеливо и целенаправленно, день за днем в поте лица своего выстраивать жизнь, пытаясь создать красивое и надежное здание, но если в нем окажется парочка гнилых бревен, которые ты уложил мимоходом, не придавая им значения, они треснут, и — тр-рах! — все строение разрушится. Это — цена поступка.
Еще в самом начале первого курса пришел в институт фотограф в поиске моделей для рекламы нижнего белья в иностранных журналах. Заграница — Синяя птица — маячила и манила безопасной сытостью и хрустом зеленых купюр. И дружной компанией мы пошли на тестовую съемку.
Уже на месте выяснилось, что сниматься надо совсем без всего, мы застеснялись, но «профи» был убедителен: выдал нам бумажки о том, что никто в России никогда этих снимков не увидит. Зато, мол, там, за океаном, должны знать, что наши фигуры безупречны, без изъянов, тогда нас отберут и пришлют запрос на работу. Нам едва исполнилось восемнадцать — мы ушки, как лохушки, и развесили, повелись на дешевый развод.
Периодически он звонил — не только мне, предлагая более «взрослую» (назовем это так) работу, на которую никто из нас не соглашался. «Ну вы же сами просили заработать», — он продолжал пробивать нас время от времени, потом пропал. Я и думать о нем забыла. Но все тайное становится явным, только для кого-то на Страшном суде — для меня его мастерски устроили раньше.
Как-то в театре девочка-хореограф сказала между прочим:
— Видела тут тебя в одном журнальчике!
— Не может быть!