«Вот это Женька! — шепчет воспитательница. — Семилетний клоп, а как держит аудиторию! Быть ему артистом!»
Умение увлечь публику у сына в крови. Мой папа в юности пел на сцене «Ла Скала», но потом Первая мировая, революция... Музыкально одаренными были оба моих родителя. Папу природа наделила уникальным тенором, а мама прекрасно играла на рояле. В Рижскую консерваторию она поступила еще гимназисткой и одновременно занималась в двух учебных заведениях. Сегодня ее назвали бы вундеркиндом. Я тоже играю на фортепиано — правда, не так хорошо, как она, а голоса, в отличие от папы, у меня нет. Но музыка всегда была моей большой любовью. Если на душе грустно — сажусь за пианино. Это помогает обрести гармонию.
...Когда начинаю вспоминать детство Жени, на кадрах из прошлого сын чаще всего предстает читающим книгу или мастерящим новую куклу. Между тем этот «пай-мальчик» мог и пошкодничать. Однажды возвращаюсь с работы и вижу: свекор, с головы до ног осыпанный мукой, дремлет в кресле. А вокруг него, почти глухого, скачут два Женьки — наш и соседский. Прыгают, хохочут: «Снег идет! Деда снегом завалило!» Отправила обоих на кухню, а сама взяла щетку и принялась осторожно сметать муку с костюма Виктора Павловича. Все боялась: проснется и обидится. Собрав муку в лоток, пошла на кухню. Усадила «разбойников» напротив себя и серьезно поговорила о том, что нехорошо так шутить над дедушкой и что старость нужно уважать. Но вообще к подобным лекциям прибегала нечасто.
Женя учился в младших классах, когда в комнату через открытое окно влетел сокол. И сын уговорил нас с Юрой оставить птицу. Согласились с условием, что Женя будет чистить клетку, менять воду, давать корм. Первые дни так и было, а потом у него появились более важные дела. Ухаживать за птицей пришлось мне и мужу. Вскоре между моими мужчинами состоялся разговор:
— Ты знаешь, что данное слово нужно держать?
— Да.
— Обещал ухаживать за птицей, но не выполняешь. Я выпускаю сокола на волю.
Как же Женя плакал, как умолял! Но Юра был непреклонен: — Ты знаешь, я никогда не меняю своих решений.
Открыл окно — и выпустил.
Женя так переживал, что я стала опасаться: не заболел бы. К счастью, обошлось.
Других конфликтов у нас с сыном, кажется, и не было. На родительских собраниях на его одноклассников жаловались: одного застукали с сигаретой, второй дерется, третий разбил стекло из рогатки. А Женю всегда ставили в пример: «Вот что значит — мальчик находится под постоянным контролем родителей!» На самом деле это было так и в то же время не так. Мы, например, никогда не диктовали сыну: с этими мальчиками дружи, а с этими нет. Пытаться оградить ребенка от дурного влияния — дело безнадежное. Особенно если он растет в коммуналке, где в одной комнате живет бывшая проститутка, в другой — пьяница, который гоняется за женой с топором...
Про мат я уже не говорю — многие соседи, в том числе и ровесники сына, на нем не ругались, а разговаривали. И что прикажете делать? Запирать мальчишку в комнате и никуда не выпускать? Сейчас скажу банальную, но верную вещь: если в семье все относятся друг к другу с уважением, не позволяют себе повышать голос, не пьют, не курят, то за ребенка можно не опасаться — никакая грязь к нему не пристанет. Недавно мы с Женей вспоминали наше житье-бытье в коммуналке, и он признался: «Я ведь знал мат лет с пяти. И мне было так стыдно перед вами, что я его знаю».
Для тех, кто пожил в коммуналках, не секрет: сохранять со всеми обитателями ровные, дружеские отношения непросто. У нас получалось. Может потому, что никогда не кичились ни высшим образованием, ни престижной работой.