Сколько времени там проводите?
— Много. Мы с Колей подолгу гуляем.
— Да-да, — вдруг подал голос Дашин муж, — она все время шляется по Валентиновке со своим инвалидом, как с мусорным мешком.
По залу прошел тихий гул. По-моему, все были в шоке от этого заявления, даже судья, не сделавший замечания истцу. А мне кровь ударила в голову. Я начисто забыла, что без разрешения председательствующего нельзя ходить по залу. Подошла к мужу Даши:
— Что ты сказал? Повтори.
— Ты со своим инвалидом, как с мусорным мешком, шляешься по Валентиновке, — еще раз сказал он не моргнув глазом.
Я взяла его за плечи и посмотрела в лицо, надеясь увидеть хотя бы проблеск стыда.
— Ты хоть понимаешь, что это наказуемо?
Имела в виду Божью кару. Разве можно так говорить о человеке, да еще таком, как Николай Караченцов? Мужчина вскочил, оттолкнул меня, замахал руками и попал в глаз. Боль была ужасная. Глаза — мое слабое место. В детстве я перенесла туберкулез, который закончился повреждением роговицы — кератитом обоих глаз.
Я отступила, прикрыв руками лицо. Судья объявил перерыв на сорок минут. Меня вывели в коридор. Даша рыдала: «Боже мой, что я наделала! Зачем привела вас на этот суд?!» Подходили люди, чтобы выразить сочувствие, но я не понимала, что они говорят. Меня трясло.
На продолжение заседания не пошла. Глаз болел ужасно, хотя еще сильнее, мучительнее была боль от нанесенного оскорбления. Всю ночь проплакала. Но о том, что случилось, Коле не сказала. Не хотела его расстраивать.
В пять утра проснулась, посмотрела в зеркало и ужаснулась: весь глаз залило кровью. Испугавшись, что потеряю зрение, решила ехать к врачу. Первым делом спросила его:
— Не ослепну?
— Нет, роговица не пострадала. Это кровоизлияние. Должно пройти.
Вечером ко мне пришла Ира — поддержать. Ужас произошедшего заключался в том, что меня никогда в жизни никто не бил, тем более по лицу, — рядом всегда был Коля. А теперь он не может меня защитить и, получается, я его тоже.
Мысль, что оскорбивший нас останется безнаказанным, была непереносима. И внезапно пришло решение: «Нет, я должна защитить свою и Колину честь».
Посоветовалась с адвокатом. Он сказал, что этого человека прежде всего можно привлечь к уголовной ответственности за нанесение побоев. Утром поехала с Ирой в Москву, в областную прокуратуру — подавать заявление. Чтобы никто не увидел мой кровавый глаз, надела черные очки. В прокуратуре в ожидании своей очереди забилась в угол, постаралась стать как можно более незаметной. И все равно в какой-то момент из кабинета вышел человек и сказал:
— Людмила Андреевна, это вы? Проходите, прошу.
Я вошла, сняла очки. Он ахнул и пошутил неловко: — Мама родная, это вас Коля?
— Нет, не он.
Но случилось из-за Коли. Я хотела его защитить.
Все рассказала. Отдала заявление. Он посочувствовал:
— Нет, так обижать нашего любимого артиста нельзя.
Обещал передать бумагу куда следует, но предупредил, что все инстанции она пройдет нескоро. И действительно, в суд вызвали в октябре.
Ответчик пришел с адвокатом, которая заявила, что подает встречный иск за избиение ее клиента Людмилой Поргиной. Якобы я его обидела и он возмутился: «Что вы лезете в мою жизнь? Почему все время выставляете меня в неприглядном свете? Лучше бы своим мужем занимались». Так, по их версии, звучала оскорбительная фраза про мусорный мешок.