У нас в доме постоянно обитали какие-то животные — кошки, собаки, лягушки, по большей части выброшенные прежними хозяевами и подобранные мамой или ее знакомыми на улице. Ершистая дворняга, с которой мы намаялись, — она даже гладить себя не позволяла, черепаха, которая никак не хотела есть капусту. Помню, как, сидя перед ней на корточках, мама умоляла: «Ну поешь. Ты же умрешь с голоду». К счастью, через пару дней к нам зашел один компетентный знакомый — увидев «найденыша», он воскликнул: «Ребята, какая капуста?! Эта черепаха не сухопутная, а водная. Ей нужен пруд или озеро, и питается она головастиками, рыбой, насекомыми».
Мы отнесли черепашку в зоопарк, где иногда потом навещали. В пруду она чувствовала себя прекрасно и ела с аппетитом. Возможно, наша «крестница» обитает там по сей день — даже в неволе при правильном уходе черепахи живут очень долго.
Не помню, чтобы мама просто прошла мимо нищего.
Обязательно остановится, подаст деньги, в ответ на «Храни вас Господь» скажет: «И вас тоже». Никогда не роется в кошельке, выбирая мелочь. Сам не раз видел, как она вкладывает в руку нищего тысячную купюру. Иногда последнюю. Бывало, кто-то из ее подруг вмешивался:
— Рита, так нельзя. На что сама жить будешь?
Ответ был один:
— Этому человеку нужнее, а я заработаю.
К вере мама пришла еще до моего рождения. В восьмидесятые годы, когда религия не была в чести у власти и посещение храма грозило серьезными неприятностями, она стояла на службах, держала посты, отмечала православные праздники.
И меня часто брала с собой в храм, где все казалось волшебным, завораживающим: запахи, песнопения, огни сотен свечей. Мне нравился вкус просфорок и кагора на причастии, слова «Отче наш» я повторял за мамой с трепетом. Кстати, помню эту молитву до сих пор. Так что мой нынешний атеизм вырос вовсе не из протеста. После школы я по-обывательски заинтересовался эволюцией, научным воззрением на происхождение жизни, найдя в нем безупречную логику и ясность, которых не давала религия. Появились вопросы, религиозные ответы на которые представлялись какими-то совсем уж сказочными. Я не против сказок, если их не преподносят как истину. Из этой потребности в логичной, непротиворечивой картине мира и вырос мой нынешний материализм.
В изголовье моей кровати с детства стояло несколько икон.
Однажды я их собрал и отнес маме: «Возьми. Мне это не нужно». Было психологически сложно, даже пару ночей спал плохо, но какое-то интуитивное желание освободиться от этого влияния пересилило. Мама расстроилась, однако настаивать не стала. Она и здесь осталась верной своему правилу: не вмешиваться в жизнь другого человека, не навязывать ему своих взглядов. С тех пор мы не говорим с ней о вере, но она знает, что я уважаю ее выбор, ее позицию, ее внутренний мир.
Мама всегда была склонна к мистицизму. Я уже учился во ВГИКе, когда она стала рассказывать журналистам о своих вещих снах, духах умерших людей, которые ее посещают, привидениях.
Если сокурсники начинали допытываться, правда ли это, отсылал к «первоисточнику»: «Спросите у Маргариты Борисовны сами. Мистика — не по моей части». Одна из давних ее знакомых как-то поведала мне, что еще в молодости Рита умела руками снимать головную боль и что у нее «уже тогда были ярко выраженные экстрасенсорные способности». Не увидев на моем лице заинтересованности, дама рассердилась: «Ты в это не веришь?» Конечно верю, но не в сверхъестественные способности, а в то, что у мамы самые нежные, самые ласковые руки и доброе, любящее сердце. Как не верить, если сам мальчишкой мгновенно успокаивался в ее объятиях после ночных кошмаров.
Я был поздним ребенком, которому хочется успеть дать как можно больше.