Лишь два года назад от родственников, живущих в Штатах, я узнала, что моих бабушку и дедушку, польских аристократов, расстреляли. Папиного старшего брата Леонида — тоже. Их родовое имение под Житомиром национализировали, а детей разобрали родственники, чтобы спасти от преследований. Папа и его сестры Зося и Виктуся разъехались по разным семьям. Отец умер, так и не узнав, что стало с его родителями и старшим братом.
О том, что папа сидел, я узнала, обнаружив официальное письмо, которое пришло спустя несколько лет после смерти Сталина: мол, извините за ошибку, Мечислав Иосифович Шиманский вовсе не «враг народа». В семье никогда не говорили о прошлом, лагерная история была наглухо закрыта для любых обсуждений. Не упоминали даже о том, что мама работала в больнице для заключенных.
Она до сих пор чего-то боится, а вспоминая отца, по-прежнему называет его Виктором. Это имя папе дали в разведке, с ним и на гражданке жить было как-то спокойнее: от «Мечислава» за версту разило заграницей.
Помню, как мама испугалась, когда получая паспорт, в графе «национальность» я написала «полька». Отругала меня, а папа промолчал. Мне казалось, даже отбыв немалый срок, он не понял каких-то базовых вещей про нашу страну, отец словно жил на чужбине с непостижимыми его уму законами. Он так и остался на всю жизнь нездешним. Поражал своих знакомых, а потом и моих друзей особой манерой держаться и одеваться. Аристократизм, видимо, был у него в крови.
Работал папа на деревообрабатывающем производстве в окружении художников и архитекторов, занимался, как сейчас сказали бы, дизайном, оформлял дома отдыха, Дворцы культуры, туристические базы.
Всегда старался из ничего сделать что-то, из имевшейся в наличии скучной и тусклой краски умудрялся получить яркую, сочную. Помню, как-то мы с мамой зашли в фойе Дворца культуры, оформление которого он только что закончил.
«Ты вряд ли догадаешься, — шепнула мама, указывая на резной декор, — вообще-то это твой коврик». Папа перенес рисунок с моего прикроватного коврика на деревянное панно, добавив к нему свои фантазии, так что узнать его было крайне сложно. Мама вовремя мне подсказала, вскоре подошел папа и спросил:
— Рисунок ничего тебе не напоминает?