Мой отец Виктор Ефимович был главой семьи: и кормилец, и добытчик. Он стал работать для печати с середины двадцатых годов. Как только стал известным, подружился с Зощенко, Ильфом и Петровым. У него выходили книги, перед войной в Театре сатиры с успехом шла пьеса «Мелкие козыри», скетчи Ардова исполняли на эстраде, смешные рассказы читал Игорь Ильинский. Пробовал силы отец и в кинематографе, правда неудачно. Он написал сценарий под названием «Светлый путь», а Григорий Александров снял по нему фильм. Я его не видел, но родители говорили, что от первоначального сценария там осталась лишь вывеска с надписью «Гостиница Малый Гранд-отель». Мама вспоминала, как на премьере картины папа, глядя на летающий в небе автомобиль и другие смелые режиссерские находки, то и дело восклицал: «Ух ты! Ух ты!» Но убрать фамилию из титров так и не решился.
Папа писал великолепные сатирические рассказы и очень любил сам их читать. Он говорил: «Когда мне удается рассмешить аудиторию, я испытываю ни с чем не сравнимую радость». Среди его поклонников попадались и весьма неожиданные. Например мне рассказывал Максим Шостакович, что его отец Дмитрий Дмитриевич цитировал Ардова. Когда на кухне раздавался какой-то громкий звук, он выкрикивал папино двустишие: «Граждане! На кухонном фронте / Горящий примус не уроньте».
Однако все это благополучие было весьма зыбким — в стране террор, во Владимире арестовали маминых родителей. Но отец никогда не унывал — его спасало невероятное остроумие. Из Парижа Владимир Маяковский привез «рено». Он стал первым обладателем иностранного автомобиля. Как-то папа пришел в компанию, где был и поэт.
— Ардик, — спросил Маяковский папу, — вы там не видели мой «рено»?
— Ни хрено я там не увидел, — ответил тот.
Однажды в Союзе писателей отец разговорился с каким-то человеком, представился ему:
— Моя фамилия — Ардов.
Неподалеку стоял поэт Твардовский, он неожиданно вмешался:
— Какая неприятная фамилия.
Отец повернулся к нему и ответил:
— Это потому, что она составляет ровно середину вашей.
Будучи уже взрослым, я занимался литературной поденщиной, она кормила меня в шестидесятые и семидесятые годы. Однажды сказал отцу, что мне надоело, собираюсь бросить это дело, и услышал: «Куском хлеба в футбол не играют...»