Андрей Житинкин: «Ночью Гурченко мне позвонила и сказала «Андрей, все! Я не могу выпускать с ним спектакль»
«Шел 1994 год. В одно прекрасное раннее утро, что-то около восьми часов, меня разбудил звонок.
— Это Шурик.
— Какой Шурик? Я еще сплю!
— Твой Шурик.
— Что значит мой Шурик? Перестаньте издеваться!
— Твой учитель...
Тут я, выпускник Щукинского училища, наконец узнал звонившего: Ширвиндт! Оказалось, что к своему юбилею он решил поставить в Театре сатиры пьесу Эдварда Радзинского «Поле битвы после победы принадлежит мародерам» и приглашал меня в качестве режиссера постановки, — рассказывает режиссер Андрей Житинкин. — Главную мужскую роль Ширвиндт должен был играть сам. А вот насчет главной женской роли сомневался: кого взять? Ему нужна была возрастная партнерша, которая могла бы бегать трусцой по сцене — в пьесе это предусмотрено. И на меня словно снизошло свыше: «Может быть, пригласим Гурченко?»
Люся охотно согласилась, и очень скоро состоялась первая репетиция на «Чердаке сатиры» — так в театре называется Малый зал, где всегда, кстати, репетировал Андрей Миронов. На этой репетиции случилось странное происшествие: упало со стены и разбилось зеркало, которое висело там долгие годы. Помню, я подумал: «Какая ужасная примета!» А Люся только усмехнулась: «Зеркало меня вспомнило. А приметы не бойтесь, она сработает наоборот». (И потом действительно мы этот спектакль почти 15 лет при полных залах играли.) Я спросил:
— Как это — вспомнило?
И Гурченко рассказала:
— После ухода из «Современника» я пришла показываться в Театр сатиры. Перед показом, который проходил в этом зале, гримировалась именно у этого зеркала. Помню, как дрожала от волнения здесь в уголке, с баянчиком. И вот все стали собираться в зале: Александр Ширвиндт, Андрей Миронов, ведущие актрисы театра — весь «иконостас» во главе с Плучеком! Интересно же было посмотреть, что им покажет Гурченко, актриса из «Карнавальной ночи». И я перед ними расстилалась, как могла: играла на баяне, плясала, пела, била чечетку... А они сидели спокойно. Просто сидели — и все. И вот в какой-то момент я сама себя оборвала на полуфразе и спрашиваю: «Ну что, я пошла?» В ответ — молчание. Под стук собственных каблуков я спустилась со сцены и тут же, ни с кем не прощаясь, уехала. Сказала себе, что дверь этого театра больше не открою... Вот, сегодня нарушила слово — я впервые здесь после того случая.