Хотя вру: на один день рождения Валерий принес мне какой-то «бабушкин» платок с бахромкой, на другой — кубикрубик. Ни за какие знаменательные события — за появление на свет Дениски, за то, что придумала название к его повести «Дребезги», — меня не вознаградили. При Золотухине я ходила в стареньком пальтишке, стоптанных сапогах. У нас не было телевизора, в морозилке пельменей не хранилось, чтобы гостям при случае на стол выставить… Попросила у Валерия мелочь — десятку на новые сапоги… Просьбу мою не уважили… Тогда, еще будучи в браке, я подала на алименты — так меня довел Золотухин! И эта моя реакция стала поводом для развода. «Может, разойдемся?» — предложил Валерий, однажды вернувшись от своей возлюбленной.
Я сразу согласилась…
С Леней же у нас началась совсем другая жизнь: из каждой поездки он привозил ворох красивых вещей — мне, сыну, маме… И отчего-то злился, когда я пыталась зарабатывать: ездила на гастроли с концертами — исполняла цикл песен о Пушкине, который Леня сам же и написал. «Почему тебе надо вымараться в этом г…не? — спрашивал в письмах. — Я что, мало зарабатываю? Тебе нечего есть?»
Сейчас смотрю на Валерия и не верю, что мы вообще состояли в браке, — настоящая любовь вытеснила все, что было до нее… Так же и у Лени. Еще в Щуке ему очень нравилась Наташа Варлей — посвящал ей стихи, страдал, но она не отвечала взаимностью. Я спрашивала: «Как это увлечение закончилось?» Леня смеялся: «Странным образом: вдруг проснулся — и никаких чувств».
Разве это любовь? Точно так же Леня как-то пришел на спектакль, где играла его бывшая жена, и пожал плечами: «Надо же, ни хороших, ни плохих эмоций — ничего».
А ушел он от нее, только когда узнал, что у супруги тоже ктото появился. Леня никого не бросал, и я его ни у кого не уводила… Хотя после развода с Золотухиным ждала этого решения еще 3 года. Были моменты, когда страдала ужасно… Сбежала на юг, чтобы немножко отвлечься, прийти в себя. Приехала подруга и, увидев меня, пришла в ужас: я лежу на кровати вся зеленая, в слезах, меня знобит… Хотя на улице — плюс тридцать…
В браке с Золотухиным я не отличалась особой хозяйственностью. А в отношении Лени была «сумасшедшая»… Мы еще даже не жили вместе — а я носила ему в театр бульоны: казалось, любимый недоедает.
А когда он уезжал на гастроли, собирала неподъемный чемодан со всякой едой. Освободила его от всех домашних дел — Леня был абсолютно неприспособлен к быту. Только однажды на спор приготовил борщ, заявив, что может его сварить не хуже меня. Я усомнилась, и Леня взялся за дело. Вся плита была заставлена кастрюлями — в каждой он готовил навар из отдельного овоща, потом смешивал все вместе, перчил, солил… Заляпал всю стену… И вышла очень вкусная... каша. Гордился потом невероятно!
После 12 лет тайного романа мы могли больше не скрываться… В такое счастье трудно было поверить. Леня явился ко мне с вещами — а я его не пускаю: «Поживи один, вдруг тебя потянет обратно? А может, встретишь еще кого-нибудь…» Мучились еще какое-то время.
Леня приходил ко мне только на правах гостя, потом все-таки попросился на «ПМЖ». С нескрываемой радостью я сказала: «Так и быть, оставайся».
Несколько раз слышала от Лени: «Мне все равно, где и как жить». Мы с Валерием раньше бывали у них в гостях с Лидой. И то жилье действительно смотрелось не очень обаятельно, хотя Леня прожил там столько лет... Мы же с ним первое время ютились в малогабаритной однокомнатной квартирке без прихожей. Когда получили «двушку» с высокими потолками в сталинском доме, Леня переступил порог и заявил: «Все, с этого момента я себя причислять к народу уже не могу!» Будто мы в пентхаус переехали!
В первые два года притирки, 83-й и 84-й, мы стали неожиданно часто ссориться.