В гневе Леня мог больно ужалить. Когда-то он был ректором в одном московском лицее и вдруг выяснил, что Пушкин вообще отсутствует в программе. Высказал директору все, что думает по этому поводу. Тот пытался успокоить бушующего Леню: «Я все понял». «Если понял — иди и застрелись!» — сказал Леня и даже уволился.
Отдыхая в Швейцарии, мы с Леней увидели там на берегу озера памятник Чарли Чаплину — на нем не было таблички. «Вот настоящая слава — та, что не нуждается в дополнительном представлении», — философски заметил Леня. И обычно когда произносил вступление к своей программе «Чтобы помнили» — плакал. Судьбы актеров, вкусивших славу и умерших в нищете и забвении, надолго поселялись в нем, разъедали Леню изнутри… Он был в ужасе, когда узнал, что на Ваганьковском кладбище срыли могилу его очередного героя.
До инсульта Леня не говорил, а сыпал горохом — да он все делал молниеносно.
Даже будучи больным, рассуждал виртуозно, хотя давалось это ему уже с трудом. Если приходили гости, Леня встречал их на кухне (куда я специально провела для него теплую дорожку до стола) и сразу начинал «моноложить». Я, как хозяйка, иногда вклинивалась: «Кто будет чай, кто кофе?» Леня мог одернуть: «Прекрати, Нюська!» — не любил, когда прерывали его словотворчество. Я обижалась — могли подумать, что он всегда на меня цыкает: «Потом будешь извиняться, говорить, что безумно меня любишь». В результате мы с Леней договорились: сначала выступаю я, как хозяйка, а уже потом подключается «основной диктор».
После инсульта из-за невнятного произношения Леня попал в трагикомическую историю с одной московской многотиражкой. В интервью журналисту он рассказывал о печальной судьбе актрисы Изольды Извицкой и упомянул ее мужа, также популярного в свое время актера… Выходит газета, читаем слова Филатова: «А жила Извицкая в то время с блядуном…» Леня был вне себя от ярости. «Бредун — это фамилия! Эдуард Бредун, актер такой!» — просветил он редактора издания по телефону. Газета дала довольно забавное опровержение.
В любой больнице Леня первым делом пугал врачей вопросом: «У вас есть морг? Где он?» И если морг имелся, Леня отказывался есть местную стряпню. На съемках фильма «Чичерин» был эпизод в морге: вся съемочная группа наворачивала бутерброды, а Филатову кусок в рот не шел — он только что увидел, как мимо пронесли гроб с покойником…
В больницах я кормила его домашними обедами и ужинами. Когда уставала, мы ложились на койку рядышком, «тарелочками», и я засыпала. А уходила — Леня провожал меня, стоя у окна, его подбородок дрожал...
В последнее лето Леня был одержим идеей написать пьесу о человеке, который победил смерть. Безусловно, такой сюжет был связан с его состоянием, но в какой-то момент Леня опустил руки: «Кажется, я исписался». Болезнь его побеждала…
Владимир Качан сказал в одном интервью, будто Филатов ему признался: «Мне надоело жить». Но в последнее лето на даче Леня чувствовал себя значительно лучше, стал ходить, почти бегать… Веселил меня любимым «акробатическим номером»: делал «ласточку»…
О том, что у Лени началась пневмония, я узнала, случайно померив температуру. Я была в ужасе, не знала, куда звонить, как мне спасать его… О том, что муж при смерти, врачи сообщили мне по телефону: «Скорее приезжайте! Можете опоздать…» По пути в больницу обгоняла машины, выезжая на встречную полосу… Ворвалась в палату — а Леню уже накрыли простыней.
Когда мы только встречались, он показывал свою ладонь. «У меня разрыв в линии жизни, видишь?» — переживал Леня. А поженились — линия срослась. Но в последнее лето на ней снова появился разрыв… Незадолго до трагедии я на даче вырыла под яблони две ямы метр на метр, а они вытянулись в прямоугольники. Один из друзей пошутил: «Для кого могилы?» Сначала ушел Леня, а потом его мама… Года полтора я не хотела жить… А потом поняла: мы все равно вместе.