Все это способствовало тому, что Брэдли выбрал наиболее банальный способ решения конфликтных ситуаций, подсев на спиртное. Часто снимался пьяным, регулярно срывал съемки и порой мог позволить себе заявиться на кастинг, глупо ухмыляясь и постоянно икая. Что о нем говорили? Смазливая дешевка, пьянь, но та-а-кой красавчик! За это ему многое сходило с рук. Ассистентки режиссеров откровенно предлагали Куперу помочь с трудоустройством за оказание интимных услуг. Но Брэдли, кстати сказать, никогда не шел на уступки подобного рода. Воспитание не позволяло…
Уже став звездой и давая интервью Опре Уинфри, на ее каверзную просьбу прокомментировать сей устойчивый слух, он ответил так: — Я кто угодно, но не шлюха.
И в этом моя основная проблема. Женщины с этим ко мне идут, а потом уходят ни с чем. Может быть, мой отказ их расстраивает, но я правда ничего не могу поделать. Меня таким слепили, сделали — мои мама с папой влюбились друг в друга в 1963 году и до сих пор вместе. Я воспитан в особой любви и особую любовь жду для себя. Мне не повезло. Пока. Но я не теряю надежды. И еще. Хотел бы официально заявить, что да — обувь у меня 46-го размера, но это вовсе не означает, что мои достоинства таких же размеров. Прошу вас, господа журналисты, перестаньте распространяться на эту тему и делать из меня племенного кобеля! Вы все портите. И дезинформируете женщин. Каждая из них, встречаясь со мной, задает именно этот вопрос. А я не секс-игрушка. И никогда ею не был. На-до-ело!
В те времена Брэдли пребывал в депрессивном состоянии из-за домашних проблем. Да и в профессии начал серьезно разочаровываться, постоянно задумывался о том, как все изменить, как вернуться к призванию филолога. И почему бы не уехать во Францию, в которую тянуло с детства, купить там дом, устроиться преподавателем английской литературы? Университетский диплом Джорджтауна и безупречное владение французским позволят ему получить должность в Сорбонне. Он удивлялся: как вообще его занесло в актерство?
Сын биржевого маклера Чарли Купера, ирландского американца, маленький Брэдли рос слабым и болезненным ребенком. В пять лет у него диагностировали холестеатому, опухоль в среднем ухе, которая в лучшем случае грозила пожизненной глухотой, в худшем — абсцессом головного мозга с летальным исходом.
Малютку многократно оперировали в лучших швейцарских клиниках, обращались к помощи уникальных специалистов. Брэдли навсегда запомнил нескончаемые дни в госпиталях, далеко от дома, которые он проводил в нелепой чалме (в ней врачи прорезали дырочки для глаз и носа). Единственной радостью было чтение. Книги помогали ему отвлекаться и не сосредотачиваться на ощущениях, перевязках, таблетках и долгих одиноких часах в прохладной пустой палате. Огромной радостью были «каникулы», так Брэдли называл отлучки из госпиталя, на долгое время ставшего ему вторым домом.
Родители забирали его к себе, отчаянно баловали, угощали самыми любимыми блюдами, водили в кино. Ему было 12, когда он испытал одно из сильнейших эмоциональных потрясений детства, посмотрев с отцом фильм «Человек-слон» Дэвида Линча.
Джозеф Меррик, звезда ярмарки уродцев, со своей тяжелой опухшей головой, казалось, был его двойником. И у Брэдли голова, обтянутая повязками, весила тонну, и у Брэдли на лице жили только глаза… И ему, как и больному Меррику, врачи не разрешали лежать, только полусидеть, даже ночью… И Брэдли ощущал себя никчемным, смешным, жалким, никому не нужным.
Так у него появился новый друг. Невидимке-Меррику он мог жаловаться на то, что в госпитале врачи подкручивают все часы, поэтому-то время и течет иначе, чем на воле, — гораздо медленнее. Меррику он поведал, что случайно подслушал разговор хирурга, из которого узнал, что последняя операция окончательно помогла отвести удар, и теперь «этот бедолага» (он) вроде как не умрет.
