Он хотел освоить русский язык. Отец был старше мамы на десять лет, коммунист, в 1939 году эмигрировал из Японии и принял советское гражданство. Они познакомились, и очень скоро мама вышла за отца замуж.
В 1953 году его по линии Гостелерадио перевели из Хабаровска в Москву. А через два года родилась я.
Отец был ярым японским революционером, очень идейным и принципиальным — такой стальной, жесткий мужик, непьющий и некурящий.
А его безразличие ко мне имело даже свои положительные стороны — папа считал, что ребенка не нужно воспитывать, нельзя ему ничего запрещать и вообще следует предоставлять полную свободу действий.
Однажды моя тетя приготовила густой такой, наверное, вкусный и жирный борщ и настаивала на том, чтобы я его поела, а я категорически отказывалась, ну не хотела — и все.
Отец сказал, мол, не хочет — пусть не ест, но тетя твердо решила накормить ребенка, и мне пришлось съесть тарелку этого борща. Ровно через минуту меня вырвало, подтвердился факт, что принуждать меня к чему-то совершенно бесполезно.
Зато ту еду, которую готовил папа, я обожала и могла поглощать в любом количестве — он варил рис в своем солдатском котелке и жарил селедку в соевом соусе. Все соседи в нашей коммуналке на Песчаной улице плотно закрывали двери и молча ненавидели его в тот момент.
Отец к столу меня никогда не звал. Но когда я чувствовала запах жареной рыбы и соевого соуса, как сомнамбула, выползала из комнаты, шла на кухню, садилась рядом с ним, и мы молча ели. Я могла съесть две порции подряд. Мама обычно грустно смотрела на эту картину и называла нас японским отродьем. Она ненавидела восточную кухню.
Папа с мамой ругались часто и громко — я регулярно слышала крики и разборки. Периодически папа налетал на маму с кулаками, и однажды я встала между ними и сказала : «Не смей». Как ни странно, отец послушался. Как-то в запале он двинул мне в ухо так, что я отлетела в другую часть комнаты, но это не помешало мне тут же разбежаться и изо всех сил ударить его головой в пах. Отец согнулся и крикнул маме: «Нин, иди сюда! Дерется!» Мама зашла в комнату, оценила ситуацию и сказала: «Это твой ребенок, и она делает то же, что и ты».
Мама много работала, отец тоже работал — переводчиком, но при этом был увлечен только собой.
Он не давал денег даже на то, чтобы заплатить за квартиру. При этом сам отдыхал в пансионатах, занимался подводной охотой и большим теннисом, ездил куда-то с друзьями на своей «Волге», ужинал в ресторанах. У мамы была совершенно другая жизнь, она не входила в компании отца, больше того, даже в ресторане ни разу не была. Отчего это — не знаю. Может, у родителей просто прошла любовь. А, может, папе стала безразлична семья, потому что он ждал наследника, а родилась я. Не знаю...
Мама меня очень любила, но у нее не хватало ни времени, ни сил уделять мне внимание, воспитывать.
Она была гениальным человеком, доверяла мне стопроцентно, и даже если я делала что-то нехорошее, мама, считая это единичным случаем, исключением из правил, всегда становилась на мою защиту.
В старших классах я часто прогуливала уроки, директор школы звонил нам домой, а я брала трубку и голосом соседки говорила, что Иры нет дома. Потом домой приходила мама, выслушивала мои истории и покорно шла в школу. Придумывала какие-то несуществующие болезни, поездки, походы в поликлинику — в общем, выгораживала меня перед своими же коллегами-учителями. А еще был случай, когда меня мама просто спасла от позора. Однажды в лагере мы общались с девочками, и каждая из них рассказывала о своей комнате с игрушками. У этих девочек действительно была своя личная комната, а я о такой в коммуналке только мечтать могла.
Поэтому, чтобы не отставать от других, пришлось выдумать несуществующую сказочную комнату — розовую в цветочек — с миллионом игрушек, кроватью с балдахином и всеми атрибутами счастливой детской жизни.
Через какое-то время эти девочки позвонили мне и сказали, что гуляют рядом с моим домом и хотят зайти и посмотреть мою фантастическую комнату. Я в холодном поту побежала к маме и рассказала ей обо всем, а мама спокойно ответила: «Ирочка, ну и пусть приходят, я их чаем напою, сейчас мы с тобой быстренько испечем что-то к столу. Им же пообщаться с тобой важнее, ну нет у тебя комнаты — и не надо. Не переживай ты так».
Девочки так и не зашли ко мне, видимо, ждали, что я начну юлить и выкручиваться, а я спутала все карты...
…Куда поступать после школы, я решала сама.
Я не представляла, кем хочу быть.