Он тебе комплимент сделал!»
Маше было три месяца, когда мне позвонили из Москвы и предложили стать министром социальной защиты. Я согласилась. И мы начали собирать вещи.
Вернулись мы в пустоту. Квартиры не было. Жили в пансионате. Когда я стала министром, мне дали дачу, и мы перебрались туда. А потом, когда меня отправили в отставку, пришлось опять переезжать в пансионат.
Ясно, что дальше жить так невозможно — надо было срочно купить жилье.
Когда мне сейчас говорят: «Какая у тебя шикарная квартира!», я отвечаю, что да, все так, но я получила ее, когда мне исполнилось 50 лет, и далась она тяжелым трудом...
Мы так радовались, что у нас наконец-то появился дом!
Делали там ремонт, с нетерпением ожидая новоселья. И тут заболела Маша. Ей было 5 лет.
Маша простудилась, температура скакнула до сорока. Потом вроде все прошло. Она пошла в детский сад. И снова рецидив. Плюс у нее стали ныть кости, и вообще все тело ломило.
Муж стал спать с ней в обнимку. Она засыпала, но вскоре снова просыпалась.
…Помню, с друзьями сидели в кафе и смотрели «Убить Билла». Говорили о фильме. Вдруг звонит телефон у мужа, он отходит в сторону, разговаривает, а потом, когда садится за стол, говорит мне нарочно при всех — чтобы я взяла себя в руки и не разрыдалась; «У Маши рак крови».
Володя часто оставался с Машей по ночам в больнице.
Я тогда как раз решила баллотироваться в президенты страны, у меня выборная кампания была в разгаре, и я не всегда могла приехать в больницу. Поэтому на дежурство заступал Володя.
…Машина болезнь — это история удивительного сплочения нашей семьи. Каждый учитывал другую личность и делал все, чтобы другому было хорошо. Володя ни разу не сказал мне: «Ребенок болен, забудь о выборах». Напротив, он буквально заставил меня продолжать, не дал сойти с дистанции…
Как только у Маши началась ремиссия, мы стали ее везде таскать с собой. Страшно было, но мы с Володей чувствовали, что так надо. Поехали в Юрмалу, в горы, потом в Европу.
Каждый раз, куда бы ни приезжали, мы тут же находили на месте клинику, потому что раз в неделю нам надо было сдавать анализ крови. Давали таблетки по часам. Но при этом были вместе. Плавали, катались на аттракционах: Маша очень любила аквапарки, американские горки. Я как-то покаталась с ней, меня потом тошнило неделю, а дочь была в восторге!.. Мы просто решили, что она должна получить в детстве массу впечатлений и запомнить это, а не больницу…
Маша, кстати, лечение выдержала стоически. Раз в месяц под наркозом у нее брали пункцию спинного мозга, и она все терпела. Мы потом дома только и играли в больницу. Она кровь переливала всем знакомым, уколы делала. В том, что касалось лечения, терпение у нее было железобетонное. В меня характер. Я тоже в детстве так себя вела: надо — значит, надо.
От гормонов она раздулась как шар, волосы все выпали. Мы говорили: у нас не ребенок, у нас Будда! Китайский Будда такой — толстый и лысый. Я ее спрашивала:
— Буддик, как дела?
— Нормально, — отвечала Маша низким голосом, тембр тоже тогда поменялся…
Однажды Маша приезжает из больницы, и я узнаю, что химию продлили еще на полгода. Я вымотанная была окончательно, простонала:
— Боже, ну когда это все закончится…
И тут ребенок мне говорит:
— Мама, не переживай, выздоровлю.
— И когда это произойдет?