Она была прекрасной актрисой, но рассказ Нестерова и в самом деле ее захватил.
Он рассказывал, как добивался перевода из артиллерии в авиацию, — для этого пришлось приехать в Петербург и подкупить денщика генерала Поливанова, чтобы тот впустил его в дом и доложил о нем хозяину. Тот оказал Нестерову протекцию. Но военные чиновники определили его в Гатчинскую офицерскую воздухоплавательную школу, к дирижаблям и наблюдательным аэростатам, потом ему разрешили пройти курс авиационного отдела, и там он узнал, что такое счастье...
Счастье — полет во время урагана, когда ветер несет твой самолетик со скоростью, в два раза превышающей ту, на которую он рассчитан. Счастье — крутое пикирование, когда стонущий и вибрирующий «ньюпор» вот-вот разлетится на части, а ты ощущаешь себя сверхчеловеком. Счастье — то, что ты справился с заевшим привязным ремнем, когда после неудачного приземления в кабине вспыхнуло разлившееся из поврежденного двигателя горючее и на тебе уже полыхает кожаная куртка…
Но ты спокоен, а паника нахлынет, когда ты расстегнешь пряжку ремня, перевалишься через край кабины и покатишься по земле, сбивая огонь. А потом, когда тебе помогут подняться и сунут под нос фляжку с коньяком, ты почувствуешь, что это и есть настоящая жизнь. Тебе опять удалось обыграть судьбу! Смерть осталась с носом — тому, кто не спорит с ней во время каждого полета, не понять, какое это сладкое чувство.
Он рассказывал о ненадежных, часто отказывающих моторах, о том, как скрипит деревянный аэроплан во время крутых виражей…
— Но как же вы решились на «мертвую петлю», полет вниз головой?
Почему не подумали о семье? На месте вашей жены я сошла бы с ума от страха.
— В воздухе для меня везде есть опора. А жена… Надежда очень сильная женщина. Она знает, что без полетов для меня жизни нет.
В воздухе штабс-капитан Нестеров умел все, а на земле часто вел себя как ребенок. Великосветские острословы не зря сравнивали княгиню Орлову с околдовывающей мужчин сиреной, ее чары действовали безотказно.
Княгиня выразила желание прогуляться по любимым московским местам и была бы рада спутнику, который готов сопроводить плохо знающую город петербурженку. Ветерок с Москвы-реки, пьянящий запах цветочных духов, за темной вуалью ярко блестят колдовские глаза, из-под шляпки выбился локон… Нестеров забыл все, о чем думал по пути в «Бон-бон»; на набережной он украдкой взял ее за руку, и за вуалью сверкнула улыбка.
Петр и сам не понимал, как они оказались на московской окраине, в номере недорогой гостиницы. Княгиня знала, как надо держаться с портье, и это его поразило. Опыта адюльтеров у него не было, и он долго бился с не желающим расстегиваться корсетом, бесчисленными кнопками, пуговичками и подвязками, задыхаясь от желания и думая о том, что подготовить к вылету самолет намного проще...
Из Москвы штабс-капитан Нестеров уезжал растерянным, опустошенным, стыдящимся самого себя и все же счастливым. В Киеве на вокзале его встретили жена и дети: Наденька бросилась ему на шею, он ее обнял. В нагрудном кармане офицерского кителя лежал листок с петербургским адресом, на который княгиня Ольга просила его писать.
Вечером в домике на окраине Киева затопили печь, над покрытым скатертью из зеленого офицерского сукна столом мягко горела керосиновая лампа. Нестеров читал, Надежда Рафаиловна раскладывала пасьянс — все было как всегда, но он не видел напечатанного. Свидание в кафе, прогулка по городу, гостиница… Сон. Пройдет неделя, и он забудется. С утра потекла прежняя жизнь — с полетами, работой над чертежами его собственного, сверхманевренного, способного лететь на невиданно малой скорости самолета.
Делать «мертвые петли» начальство запретило, но он отрабатывал свои фирменные крутые виражи, пробовал в воздухе старый, списанный «ньюпор», у которого изменили форму крыльев и стабилизаторов… После службы Петра ждали дома: дети кинулись навстречу, Надя расспрашивала о том, как прошли полеты. Он их любил и не променял бы эту жизнь ни на что на свете, но ему все чаще вспоминалась княгиня.
Он ей написал — ответа не было. Его командировали в Петербург для приема самолетов «вуазен», и он отправился с визитом к княгине Орловой. Полчаса ему пришлось прождать в огромной, отделанной мрамором гостиной. Потом княгиня появилась, 5 минут с ним побеседовала и умчалась в Царское Село, на заседание комитета дам-патронесс приюта для сирот неимущих дворцовых служителей.