Да ее не возьмут и в 5-й класс училища! Неужели она впрямь решила похоронить свой талант? А ведь чувствует его в себе, знает! В восемь утра в детскую вошла нянька и увидела взмыленную, неодетую и нечесаную барыню, севшую на шпагат, и с любопытством глазеющего на нее ребенка.
…Ее все-таки взяли обратно театр, более того, ей присвоили сначала статус корифейки, потом — второй танцовщицы, и сам влиятельный балетный критик Аким Волынский назвал Агриппину Ваганову «царицей вариаций» после блистательного исполнения ею сольных танцев в «Копелии». Но она-то ведь мечтала о звании балерины, а его дают только первым солисткам. Случится ли это вообще когда-нибудь? Ведь годы бегут...
Постепенно энтузиазм Вагановой угасал, а характер портился. Доставалось и мужу, и сыну, потому что Груша могла сорваться и начать кричать, в приступе ярости пошвырять на пол предметы, перебила в доме несколько сервизов, а уж как несносна бывала на репетициях! Видя растущее отчаяние жены, Андрей Александрович предлагал все: купить ей загородное поместье, дом на юге Франции, сделать что угодно, чтобы она наконец перестала упираться и бросила балет. Разве нельзя быть просто счастливой? Ведь она обожает гостей, они станут чаще устраивать приемы, в конце концов, у них растет сын...
— Я родилась для балета, — упрямо твердила Груша, сама уже не зная, верит ли она в это.
— Люди иногда ошибаются в призвании, — со вздохом возражал Андрей Александрович. — Как иногда ошибаются с женитьбой.
Померанцев всегда скрывал от Груши, как тяжело ему было расстаться с первой семьей, ведь там тоже рос сын, и отец любил его. Законная жена Наталья никак не могла смириться с тем, что он ушел к танцовщице — незнатной, толком необразованной, дрыгающей ногами в кордебалете. Жена цеплялась за Андрея Александровича, рыдала, устраивала сцены, грозилась запретить видеться с сыном — в общем, превратила его жизнь в ад. А тут еще Груша с ее упрямством! Встает каждый день в шесть утра, из театра возвращается за полночь, желчная, раздраженная, держит его в столовой чуть не до утра — ей надо в лицах показать ему все ошибки и просчеты соперниц, только тогда она остывает и как-то успокаивается. Но Андрей Александрович любил ее, она ведь на самом деле была чудесная, добрая. Когда внезапно умерла ее старшая сестра, Груша немедленно сорвалась — срочно забирать двух осиротевших племянников — Лелю и Сережу, отдала им лучшую комнату в их квартире, баловала, любила. В редкие выходные таскала детей в зоопарк или в цирк, в антракте устраивала свое шоу: подражала движениям животных — тигров, слонов, жирафов; детей вокруг себя собирала уйму, они не хотели отлипать от нее. И на отдыхе в Ницце Груша могла танцевать прямо на пляже, когда бывала в хорошем расположении духа, — под свой собственный свист! А свистела она феноменально, у нее был абсолютный слух. Вокруг собиралась живописная толпа отдыхающих: кто в сарафане, кто в летнем платье, кто в купальном костюме, ей оглушительно хлопали, кричали «бис». Андрей Александрович гордился ею, в ней и правда была искра божья, он чувствовал это.