Потом было его возвращение в Россию и паломничество в Палестину, во время которого в этих засушливых местах вдруг пошел дождь. Это заставило Гоголя вообразить себя величайшим грешником, которого отвергает Святая земля. Теперь у него начался новый бред — страх быть похороненным заживо. Много за ним замечали всяких проявлений душевной болезни, с некоторых пор уже и удивляться перестали. При этом Гоголь десять лет писал сочинение, на которое возлагал особые надежды: второй том «Мертвых душ». Тоже в некотором роде проповедь. В финале Чичиков под влиянием умного священника должен был уйти в монастырь и сделаться святым старцем. Таким образом Николай Васильевич надеялся указать России выход из духовного кризиса...
Почему он все-таки уничтожил эту книгу — не знает никто. То ли вследствие очередной маниакальной идеи, то ли собственный литературный слух, некогда безупречный, подсказал, что вышла фальшь. Но в ночь с одиннадцатого на двенадцатое февраля 1852 года случилось то, что случилось: в доме графа Александра Петровича Толстого на Никитском бульваре сорокадвухлетний Гоголь бросил рукопись в печь. А через девять дней умер: фактически уморил себя голодом. То, что он прежде описывал в письмах из Рима друзьям, все-таки случилось: душевная болезнь перешла в стадию, когда Николай Васильевич действительно уже не мог есть. Его пытались лечить, чем страшно омрачили страдальцу последние дни. Он только-только успокоился, на его лице появился свет умиротворения... И тут-то друзья привезли к нему врачей. Те лили на голову больному холодную воду, как в «Записках сумасшедшего», вешали на нос пиявки. Что это значило для Гоголя — понятно из истории с кошкой. Чернота, увертливость, склизкость — все это прочно ассоциировалось с чертом. Напрасно умирающий вырывался и умолял прекратить, его держали крепко. Напоследок еще и устроили ему моцион: уже в агонии подняли с постели и водили по комнате, переставляя Гоголю ноги, будто кукле. Наконец весь этот кошмар закончился, и Николай Васильевич отошел в лучший мир. Последними его словами были: «Лестницу, поскорее давай лестницу!»
Ах да, есть еще совершенно кошмарный миф о том, что Гоголь был погребен заживо. Но специалистами он не подтверждается. Видимо, эта легенда — дань странному миру, созданному гениальным воображением писателя, где нет грани между жизнью и смертью, бытом и мистикой, между тем, что было на самом деле, и чего никогда не происходило...