В Вологде сложилась своя дачная компания, мы играли в футбол, гуляли до ночи. С двоюродным братом Леней, сыном маминой сестры, который приезжал на лето из Санкт-Петербурга, гоняли на велосипедах. Дедушка водил к себе на работу в городскую типографию, где жужжали станки и пахло свежей типографской краской. Он же в обязательном порядке вывозил нас на рыбалку — недели на две. Жили в палатке на берегу реки, разводили костер, варили уху. Возможно, именно дед давал мне то, что недополучал от отца, — мужские умения и навыки. Наставлял спокойно: «Бабушка просила повесить картину на стену. Давай, бери молоток...» Владимир Альфредович у меня на все руки мастер, даже полотна пишет. И делает из бересты очень красивые туески.
Об отце дед никогда не спрашивал, и я молчал. Не потому, что мама запрещала о нем упоминать, — прямого запрета как раз не было. Но каким-то особым чутьем я понимал, что лучше не распространяться. Правда, одному из вологодских приятелей как-то сказал, что у меня папа — артист, но без подробностей.
Когда подрос, начал приходить к отцу в театр уже самостоятельно. Делился школьными новостями: ничего особенного в жизни не происходило, учился я средне. А отец всякий раз поражал просто фантастическими историями. Он рассказывал с предельно серьезным выражением лица — не поймешь, правду говорит или шутит. Утверждал, например, что его мама была замнаркома промышленности, а папа — «заезжим таборным цыганом». Уже интрига. Вы в нее верите? Я, признаться, не слишком. А Спартак Васильевич утверждал, что после яркого, но короткого романа мать сдала его, малыша, в детдом, откуда ребенка через два года забрал ее родной брат.
Вспоминал отец и о своем тюремном прошлом: посадили якобы за то, что писал стихи на обратной стороне портрета Сталина. Вторая версия, которую я тоже слышал, — арестовали за воровство лампочек в Доме культуры. «А еще был случай, работал в поле, и меня переехал трактор — врачи собрали буквально по кусочкам. Если бы не спасли, мы сейчас бы с тобой не разговаривали!» — по-актерски в лицах выдавал папа очередную легенду. До сих пор не знаю, в чем он привирал. То, что заметно преувеличивал, — факт, неслучайно часто повторял: люди хотят слышать захватывающие истории, а не правду. Одним словом — Карлсон, тот еще выдумщик.