Поначалу жили в пятнадцатиметровой комнатушке с четырьмя кошками — и все восемь душ чувствовали себя безмерно счастливыми. Однако с приходом в «Маяковку» нового худрука Арцибашева его юрист, несмотря на то что все мы в общежитии были прописаны, принялся нас выгонять, ведь я уже работал в «Современнике».
Дима Назаров, с которым подружились на сериале «Закон», дал хорошего адвоката, она нас отбила в суде. А потом «Современник» помог приобрести жилье. Так в сорок лет с двумя детьми на руках я впервые обрел свой угол. Потрогал собственные стены и говорю жене: «Не понимаю, почему метр бетона стоит таких денег?» Когда девчонки стали подрастать и требовать личного пространства, из «трешки» сделали четыре комнаты. Особенно это актуально сейчас, когда Селене пятнадцать, а Дарине тринадцать. Называем нашу квартиру «уютные норки».
Моя самая любимая норка — это наша спальня. Могу часами валяться, смотреть кино. И только радуюсь, если жена составляет компанию. Она занимается домашним хозяйством, детьми, а я добытчик — такое у нас разделение.
Я не собственник, чувства ревности не знаю. Когда друзья делают Лене комплименты, счастлив. Она же со мной — оближись и иди дальше! Если я на съемках, Лена спрашивает по телефону: «Ты по мне скучаешь?» А я не люблю об этом говорить. Мое скучание выражается иначе. Например жена с детьми уезжает на все лето в Ейск, откуда родом. Там дом, сад, море — все, что нужно для счастливого детства. Пока их нет, я пользуюсь Лениным шампунем и гелем для душа — родной запах при мне постоянно. Ночью обнимаю ее подушку. Шучу, что скоро перейду на помаду и колготки жены. Чувства тоже, по-моему, не нуждаются в словах, они во взгляде, отношении, поступках...
— Как жена и дети реагируют, когда видят вас в роли негодяев и убийц на экране?
— Жена однажды сказала:
— Сережа, ты так жутко сейчас посмотрел с экрана, я боюсь!
— Да брось, я что, на тебя так смотрю? Играю злодея за деньги...
Дочки же всегда на моей стороне: папа кого-то в кино убивает — значит, тот плохой, хотя человек мог быть очень хорошим. Но на то они и дочки, благодарен им за доверие.
Есть во мне такое противоречие: вроде по жизни добрый, а в ролях легко вытаскиваю из себя мерзавца. В «Прииске» долго не мог определиться с образом бандита по прозвищу Ноздря — по сюжету ему порвали нос и мы не знали, как его приклеить, чтобы было страшно. И тут я придумал: передавил себе нос кожаной повязкой, получилось довольно зловеще. И сразу увидел Ноздрю в зеркале.