За это время муж Марины умер, и Миша на свою беду снова с ней сошелся. Она вела себя вызывающе, пила, гуляла, принимала наркотики. Миша постоянно вытаскивал ее из криминальных историй и злачных мест. Не знаю, что стало финальной точкой в их отношениях, скорее всего, Круг понял наконец, что она никогда его не любила, только издевалась. Я видела эту женщину лишь по телевизору и то чуть в обморок не упала. Неадекватная она: несла какую-то чушь, утверждая, что Мишины стихи принадлежат ей, что она должна исполнять его песни. «Ты сначала на себя посмотри», — захотелось сказать Марине. Не оттого, что ревную, а потому что она про Круга недопустимые вещи болтала, стыд да и только!
«Ирина Викторовна, — говорил мне Миша, — мы с вами одну беду пережили, не зря нашли друг друга».
Мы и правда зажили вместе душа в душу. Я перестала ездить на гастроли и старалась сделать так, чтобы ему всегда хотелось возвращаться домой. Миша это ценил и баловал меня: привозил из поездок дорогущие наряды, причем такие, в которых даже в гости не пойдешь. В них только на сцену.
— Куда ж я это надену? — каждый раз спрашивала, складывая платья в ящик.
— Как куда, Ирина Викторовна? На выход.
А мы и не бывали нигде. Я тогда не понимала, зачем мне все эти вещи, только в шкафу пылиться, а Михаил Владимирович словно предвидел: со временем они мне пригодятся. И правда, уже несколько раз я выступала в подаренных Мишей платьях.
Круг любил бывать дома, любил собирать друзей — всегда у нас был полон дом народу. На третьем этаже он оборудовал бильярдную и почти каждый вечер катал шары. Нам нравилось ездить отдыхать в Сочи большой компанией на машинах.
Как Миша скажет — так и будет. Он был авторитарным человеком, главой семьи. Упаси бог повысить на него голос! Единственным моим оружием в семейных спорах были слезы. Если он перегибал палку, я плакала. Михаил Владимирович сразу снижал обороты, обнимал меня, и в семье наступал мир. Он был взрывной, это все знали, мог вспылить из-за того, например, что борщ не красный. «Миш, да борщ-то вкусный, ты попробуй», — вступился за меня Леонид Телешев, Мишин друг, который у нас обедал.
Но однажды, когда некому было вмешаться, дошло до того, что я решила уйти.
Миша, увидев, что укладываю косметичку, сказал: «Ирина Викторовна, ну что вы как ребенок!»
Обнял меня, я заплакала — так и помирились.
В другой раз попросила денег на маникюр, магазин и одежду для детей. Миша положил купюры на тумбочку, я пересчитала:
— Михаил Владимирович, мне не хватит.
Круг вспылил, швырнул деньги к потолку, они рассыпались по всей спальне.
— Вы что хотите сказать —я для вас денег жалею?!
Не поняла, почему он вспылил. Без спросу у него никогда не брала даже тысячу.
Стояла опешившая, не знала, что и сказать. Михаил Владимирович в тот день уезжал на концерт, я ему сумку приготовила, а деньги, по полу разбросанные, не тронула. Потом уже, когда он уехал, собрала и положила на стол. Через несколько минут звонок.
— Михаил Владимирович, вы меня простите, — сразу говорю.
— А вы меня. Купите все, что нужно.
Что с ним такое было? Может, отголоски прошлых отношений? Он никогда ничего не жалел для меня, покупал самое красивое и дорогое. Шубу, машину — пожалуйста. Я хотела красный внедорожник, а привезли синий. Так Миша мне его перекрасил, да еще велел нарисовать дракона — мой знак по восточному календарю. Сам ездил на «шестисотом». Он жил на широкую ногу, не экономил.
Из магазина мы всегда приезжали с полным багажником. Мне всего хватало, в шкафу висела одежда из бутиков такая, что и сейчас не могу себе позволить. Он старался научить меня одеваться со вкусом. Я же простая была, выглядела соответственно уральской моде. Мише она, похоже, не нравилась, раз он первое время, не доверяя мне, покупал все вещи сам, хотел, чтобы жена приноровилась к обеспеченной жизни. Однажды я купила ботфорты. Миша увидел их и сказал с укоризной: «Ну как же так, Ирина Викторовна?!»
С тех пор я те сапоги больше не надевала.
Миша был нежный и добрый. Он любил детей и животных. Когда приходил домой уставший, ложился на диван и включал Animal Planet, под рассказы о животных иногда засыпал.