Машина подъехала! Дедушка! Я пулей к дверям. Главное — первой на шею броситься. Теперь он мой защитник от мамы и тети. Сгребет в охапку, поднимет над головой: «Кикилюша моя любимая!» И все забудут о времени, поставят меня на стол, начнут наряжать в обновки...
Когда мне было лет восемь, дом, в котором мы жили, продали. Деда долго уговаривали: «Фомич, ты серьезный человек, тебе подобает жить в шикарной квартире». Мы переехали в многоэтажку, но дедушку продолжало тянуть к земле. И бабушка твердила, что задыхается в «каменных джунглях». Тогда они построили во дворе беседку. Посадили талавери — виноградник. Провели свет. Соблазнили соседей: добрая половина жильцов начала в этой беседке обедать и ужинать. Выносили вино. Дедуля обожал вести застолье. Как настоящий лев, царь зверей, не допускал соперников.
Оттого и с отцом моим не ужился. Папа тоже был сильным человеком, многого в жизни добился и не умел пресмыкаться.
Борис влюбился в маму по портрету. Его нарисовала их общая подружка, студентка Академии художеств. Папа пришел к ней в гости и обомлел. Уговорил познакомить с такой красавицей. Он учился в театральном на режиссера, мама — в консерватории. Каждое утро начинала с распевок, и под окнами собиралась толпа слушателей. Они так бурно аплодировали, что мама даже выходила на балкон раскланиваться. Потом она захотела учиться в педагогическом и всю жизнь проработала учительницей русского языка и литературы.
Родители разбежались, когда я была совсем маленькой. Всегда знала, что папа существует, но в нем не нуждалась: у меня был дедуля.
Дважды родители сходились, мы с мамой переезжали к отцу. Как же отвратительно я себя вела! Мама просила: «Иенька, иди полежи с папкой». Я — ни в какую. Однажды даже напи?сала ему в постель. Все время ходила за мамой хвостиком, капризничала. Спустя годы спросила, почему мама не родила мне братика или сестричку. «Как я могла? — возмутилась мама. — Ты же ни на секунду не оставляла нас с отцом наедине!»
Сегодня, конечно, понимаю, что была страшной эгоисткой. И папу жалею. Глядя на меня, он говорил: «Она спит как я, подушку так же обнимает! Моя девочка!» Но я брыкалась и фыркала. Даже его маму демонстративно не слушалась: у меня уже есть бабушка Нина, дедуля, Марина — никого другого не хотела!
Тетя Марина, мамина младшая сестра, была старше меня всего на двенадцать лет. Мы были как сестры. Она никогда не была замужем, умерла девушкой. С тем, что моя мама Лиля одна, дедушка смирился, а за младшую переживал. Марина выучилась на терапевта. В годы ординатуры ее отправили в деревню в Кахетию. Тетя по нам скучала и очень просила, чтобы племянница приехала к ней в гости. Но я наотрез отказывалась:
— Там курами пахнет! Не поеду!
— Противная девочка, негодяйка! Куплю тебе джинсы красные!
— Не хочу!
— Я тебе картошку пожарю!
За картошку я была готова на многое! Каждый день просила, чтобы бабушка ее пожарила. Дед орал из своей комнаты: «У тебя уже плантация в животе картофельная!
Открой холодильник! Там икра! Бабушка сациви наготовила!»
Я все-таки поехала. У дома, где жила Марина, стоял курятник на высоких ножках. Завесила его тряпкой и устраивала перед деревенской ребятней концерты: с самого раннего детства любила разыгрывать сценки. А в пять лет «заболела» балетом. Занималась в студии при Дворце пионеров.
Однажды стоим мы в накрахмаленных юбочках в классе, разучиваем полечку. И тут входит человек в джинсовой куртке и какой-то несерьезной кепочке. К нему подзывают девочек, каждая делает реверансик. Я удивилась: и чего это все выкаблучиваются перед этим дядечкой? Он ведь не балетмейстер! Когда подошла моя очередь, он спросил:
— Хочешь сниматься в кино?
— Нет, — ответила не задумываясь.
Этим человеком был режиссер Георгий Данелия.
И на роль в картине «Не горюй!» он выбрал именно меня. Может, своей независимостью и понравилась. Но я нисколечко не хотела играть в кино — только танцевать. Дома меня усадили, начали вразумлять: «В фильме будут сниматься Софико Чиаурели, Буба Кикабидзе. Они известные артисты, совсем как твоя любимая тетя Нани Брегвадзе».
Прекрасно помню первый съемочный день: запах грима, как мне кудрявили волосы. Случайно прижгли щипцами кожу: она задымилась, было адски больно.
