Через четыре года — уже училась в хореографическом училище — лечу по перилам вниз, чтобы успеть поиграть в футбол, пока дедушка за мной не заехал. Вдруг натыкаюсь на какую-то тетеньку. Она берет меня в охапку, разворачивает к свету и... Боже мой, опять зовут в это дурацкое кино! Женщина написала маме записку, о которой я благополучно забыла. Вечером мама нашла ее в кармашке формы. Прочла: «Группа Георгия Шенгелая. Фильм «Мелодии Верийского квартала». А они с Георгием в ее консерваторские годы были в одной компании. Конечно, отвела на пробы!
Я опять брыкалась. Ни на день не хотела пропускать занятия в училище. Именно с балетом связывала свое будущее, тем более что уже делала серьезные успехи: меня выделял сам «бог танца» Вахтанг Чабукиани. Но «Мелодии...» оказались мюзиклом, пробы проходили в танцклассе.
Попав в привычную обстановку, я смирилась. Танцевать была готова где угодно, даже на экране.
Девочка, игравшая мою сестру, Майя Канкава, была мне под стать, такая же сорвиголова. Чего мы только на площадке не выделывали! Однажды угнали повозку: мой будущий свекор Георгий Шенгелая от страха едва не поседел. Потом было еще несколько фильмов, но именно в «Мелодиях...» меня увидел Леонид Квинихидзе, режиссер «Небесных ласточек».
Конкурс на главную роль оказался сумасшедшим, но держалась уверенно: я и была Денизой! Такой же легкой, открытой, хулиганистой и одновременно наивной. Из кожи вон не лезла, просто играла как чувствовала. Пробовалась с Мишей Боярским. Он тогда был не очень известным, и режиссер сказал: «Я сделаю тебя знаменитым, но не смей сниматься ни у кого другого!»
Вскоре выяснилось, что Боярский утвержден в картину «Старший сын». И его заменили Сережей Захаровым.
Только спустя время узнала, как проходило мое утверждение. В то время как раз снимался советско-американский фильм «Синяя птица» с участием Джейн Фонды и Элизабет Тейлор. Американцам устроили экскурсию на «Ленфильм», в частности завели в зал, где отсматривали актерские кинопробы для «Небесных ласточек». Квинихидзе нравились мои, но его отговаривали: мол, роль сложная, а девочка маленькая, не потянет. Тогда в дискуссию вступил американский режиссер Джордж Кьюкор, который поставил «Мою прекрасную леди»: «Эту девочку отдайте мне. Вылитая Одри Хепберн!» Меня тут же утвердили.
Съемки продолжались год, в основном в Ялте.
Мама взяла в школе отпуск за свой счет и была при мне неотлучно. Когда на площадку приехал Андрюша Миронов, сразу указал на меня: «Буду с ней крутить роман!» Ему тихонько показали на сидевшую в уголке маму. Он подошел: «Простите, пожалуйста. Никогда бы не подумал, что у такой беленькой женщины может родиться такой темненький ребенок».
Мама купила электрическую плитку и готовила прямо в гостиничном номере. Приносила кастрюльки на площадку. Но я настолько отдавалась роли, что есть не могла. Миронов пытался меня накормить:
— Открой рот, я сказал!
— Сами ешьте, — отвечала я. А если замечала неподалеку интересную даму, обязательно добавляла: — Дядя Андрюша.
— Не называй меня дядей, противная девчонка!
— смеялся в ответ Андрей.
Когда отсняли половину фильма, мне исполнилось пятнадцать лет. В Ялту прикатили Марина с бабулей. Навезли сациви, лавашей, зелени, накрыли стол для всей группы. Но я заявила, что должна готовиться к завтрашним съемкам, и ушла. Только меня и видели. Тетя с бабушкой поняли, что я немножко «того». Их девочку будто подменили! Чтобы она бабушку не обняла? С Мариной не пошепталась? Мама пыталась успокоить:
— Вы же знаете Ию, когда работает, только этим и живет. Вспомните, как она перед экзаменами в училище танцует даже во сне. Я кровать свою передвигаю подальше: вдруг рукой или ногой засветит в глаз!
— Мы понимаем.