А поначалу, когда я только приехала, жильцы соседних с Алешиной комнат вели непрекращающуюся войну. Мне удалось их помирить, за что потом не раз получала «бонусы» в виде мужской помощи. Балабанов-то не мог ни гвоздь забить, ни утюг починить. Я к нему с этими бытовыми мелочами и не приставала — если не справлялась сама, звала на помощь кого-то из соседей.
Однажды в Питер навестить нас приехала Инга Александровна. По сравнению с их большой благоустроенной квартирой в Свердловске коммуналка на Лиговке показалась ей чуть ли не адом.
— Какой ужас! — твердила свекровь, заглядывая в туалет и кухню. — Как вы здесь живете?!
— Нормально.
Если и кривила душой, то явно не по поводу жилищных условий. Я чувствовала, что между мной и Алешей уже нет прежней близости. В сентябре 1992 года еще была, о чем свидетельствуют сделанные в уличном автомате снимки, где мы корчим рожи, а к январю 1993-го куда-то исчезла. Видимо, именно в этот период в жизни Балабанова появилась Надя.
Когда я уезжала на зимнюю сессию, в душе уже жило предчувствие, что мы вот-вот расстанемся. Думаю, поэтому и завела роман со свердловским журналистом Вячеславом Курицыным. Слава, в отличие от Балабанова, был человеком открытым, не боялся проявлять свои чувства.
Наверное, Балабанов рассказал матери о Надежде, а о моем романе она догадалась, потому что глаза Инги Александровны теперь все время были грустными.
Однако разговора о наших с Алексеем отношениях свекровь не заводила. Его завел Алеша. Приехав весной после окончания съемок фильма «Замок», он вызвал меня на кухню и сказал:
— Ира, нам нужно развестись.
Ответила после небольшой паузы:
— Хорошо. Только при условии, что мы не будем делить Федю.
— Не будем.
Несмотря на проявленную инициативу, для того чтобы оформить развод, Балабанов ничего не сделал. Еще долго мы официально оставались мужем и женой.
Спустя несколько месяцев после объяснения на кухне, в конце лета 1993 года, Алеша в очередном телефонном разговоре предложил: «Приезжай с Федей в Петербург. Поселитесь в коммуналке, где Витя Сухоруков живет. Он в одной комнате, вы — в другой. Мне самому не скоро в Свердловск вырваться удастся, а я по сыну очень соскучился».
Обещала подумать. И тут через пару недель в университете меня спрашивают: «Не хотите сдать свою квартиру американской паре? Они аспиранты, приезжают к нам по обмену. Заплатят за несколько месяцев вперед». Тогда и решила: «А почему бы и не поехать в Питер?»
В Свердловске уже ничего не держало — Слава к тому времени, поступив в аспирантуру РГГУ, перебрался в Москву. Но чтобы помочь мне с переездом (багажа набралось воз и маленькая тележка), прилетел на Урал.
И вот прибываем в Питер. Алеша заходит в купе. Представляю мужчин друг другу. Курицын чеканит: «Очень приятно!» — а Балабанов молчит. И только когда идем к такси, мрачно шипит мне в ухо:
— Чтоб он в моей квартире не жил!
— Успокойся, — отвечаю. — Не будет. Он сегодня же в Москву возвращается — просто помогал нам с вещами.
В Питере мы с Федей прожили до Нового года. Витя Сухоруков оказался замечательным соседом: приветливым и чрезвычайно домовитым. Все кастрюльки-сковородки у него сверкали, полотенца — без единого пятнышка. А как он готовил! Накрутит фарша для котлет, слепит их кругленькими, аккуратненькими, обжарит с обеих сторон, а потом в сотейнике под крышкой еще и потушит.
