Родительская слава висела на его душе словно тяжелый груз. Он понимал, что не достигнет таких высот, как мама и папа. Нет, ему не славы хотелось, а внутреннего понимания, что занимается чем-то полезным и важным. И признания его заслуг людьми, чье мнение для Сережи было дорого.
Как-то рассказал, что одно время даже думал фамилию сменить, взять мамину — Купченко. Все же более распространенная. Купченко Сергей Васильевич — посторонние и не догадаются. Но он обожал отца и очень боялся обидеть.
— Папа не поймет, считает, что я с гордостью должен носить его фамилию.
— И это правильно, твои родители — достойнейшие люди, которых любит вся страна.
Их жизнь, поведение — образец для подражания, — начала объяснять я.
— Да понимаю. Только вот сам ничего не сделал такого, чтобы они могли мною гордиться так же, как я горжусь ими, — горько вздохнул Сережа. Эта мысль его постоянно мучила.
Но вернусь в тот последний для меня день в Сочи. Телефон я продиктовала, новый знакомый стал позванивать. Спрашивал:
— Ну как, все работаешь?
— Да. А ты еще в Сочи?
— Ага, тренинги продолжаются. Тут тепло. А у вас в Питере, наверное, дожди зарядили?
Незаметно разговоры становились все более значимыми, серьезными.
— Ты часто задумываешься, для чего человек рождается, зачем живет? Куда уходит душа после смерти? — пытал меня Сережа.
— Конечно. Любой нормальный человек об этом задумывается.
— Нет. Большинство людей, по крайней мере те, с кем раньше общался, не привыкли заморачиваться. Живут да радуются. Я тоже был таким. А потом понял, что бездумная мажорная жизнь — это дорога в никуда. Прав Николай Заболоцкий: «Душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь!»
Спрашивал, что для меня любовь. Сам считал так: «Любовь — это когда любимый человек с тобой, даже если физически его рядом нет».
Однажды в минуту слабости пожаловалась Сереже на свою профессию:
— Столько судеб, чужих проблем проходит через меня, я устала.
— Если ты помогаешь, не спрашивай себя зачем.
Просто делай, — так Сережа сам ответил на вопрос, который задал мне в Сочи.
Вот такие у нас были темы, совершенно не похожие на разговоры конфетно-букетного периода в отношениях мужчины и женщины. «Раньше я ни с кем не мог об этом поговорить, — рассказывал Сережа. — Когда пытался, друзья крутили у виска: с жиру бесишься, чего тебе не хватает?»
Уже через месяц он приехал в Питер. Стал проводить занятия в местном отделении Центра, поселился в офисе — там есть отдельная комната для иногородних сотрудников. А еще через месяц мы уже были вместе.
Все произошло словно само собой. Забежал в гости. У меня на тумбочке лежал том «Войны и мира». Увидев книгу, удивился:
— Толстой?
— Это мой любимый писатель и любимый роман, — ответила я абсолютную правду.
Сережка неопределенно хмыкнул. Позже признался: решил, я нарочно Толстого подложила, узнав, что он его обожает. Видимо, не раз и не два женщины пытались подловить Ланового на «общности интересов».
Потом пили чай. И вдруг Сережа говорит:
— Слушай, у тебя так уютно, и чай вкусный, я, пожалуй, останусь.
— Да?
— Да.
— Ну, оставайся.
Сама себе удивлялась: ладно бы страдала от недостатка мужского внимания, а тут вдруг мужчина на горизонте нарисовался, да еще красавец, из хорошей семьи. Так нет же, воздыхателей всегда хватало, в том числе и с самыми серьезными намерениями. Более того — в тот период у меня были отношения с интересным человеком, юристом по профессии. Он уже заводил разговоры об общем будущем. Я относилась к нему с уважением, хотя порой и задавала себе вопрос: любовь ли это?
О том, чтобы связать жизнь с Сергеем, до его стремительного переезда в Петербург даже не думала. Да, телефонные разговоры, да, интересно.