Оба постоянно в работе: я вслед за мастером курса перешел в Литовский драматический театр, Ингеборга играла у Някрошюса, но основное время проводила на съемочных площадках, в разъездах. Она уже появилась в «Интердевочке», «Циниках»… А я был для нее якорем, который тянул на дно — пытался привязать к одному месту.
Как-то она вернулась с гастролей, легли спать, а спальня у нас была очень темная. Среди ночи Инга вскочила на кровати и тревожно спрашивает: «Кто здесь?» — «Я…» — «Кто — я?!» И как начала меня колотить — я аж из постели выпал! Оказалось, ей приснилось, что на гастролях кто-то проник в номер. Настолько отвыкла от дома.
А потом режиссер Саймон Стоукс пригласил Ингеборгу в Америку — хотел задействовать ее в своем спектакле «Ошибка речи», где главную роль играл Джон Малкович.
Ехать надо было на полгода, Инга будто предчувствовала, что может уже не вернуться, и возложила груз решения на меня: «Я поступлю, как ты скажешь. Если «нет» — останусь здесь, сяду дома, заведем ребенка…» И для меня это был самый тяжелый в жизни выбор: мы могли наконец стать нормальной семьей… Но я любил Ингеборгу и понимал, к чему она стремится всей душой! Что бы она теперь делала в Литве? Это было бы жалкое зрелище — такой актрисе нужно пространство. Я смотрел картины «Утомленные солнцем», «Морфий»… Непросто видеть Ингу на экране, ведь я знаю, на что она способна. И мне кажется, что она еще не получила свою лучшую роль.
Не зря же я тогда ей сказал: «Конечно, поезжай, дорогая! Это ведь Америка, такой шанс!»
Мы часто созванивались, потом я поехал на премьеру в Чикаго и увидел самый обычный спектакль, который в Литве критики просто стерли бы в порошок. После показа мы пили пиво: Малкович, Ингеборга и я. Джон тогда меня спросил: «Во скольких фильмах ты снялся?» — «В десяти». Он: «Вот это да — сила!» Я про себя усмехнулся: «Зато в каких!» Малковича одни только «Опасные связи» сразу сделали мировой звездой!
Ингеборга должна была остаться, я уехал. А вскоре позвонила мне оттуда и сообщила, что полюбила другого. Я закричал в трубку: «Кто это — Малкович?» — «Нет». — «Кто он?!» — «Режиссер… Саймон Стоукс». У них все закрутилось еще во время репетиций спектакля…
Потом он самоуверенно сказал в одном интервью: «Как только я увидел Ингеборгу, сразу понял, что она будет моей женой».
Я на следующий день должен был сниматься в главной роли, но никак не мог прийти в себя. Понимал, что финал в общем-то логичен, но с обидой справиться не получалось. В тот момент меня убивало даже не то, что любимая жена предпочла другого, а как я скажу об этом знакомым… И все опять будут смеяться над моими рогами — как на нашей свадьбе…
Нашлись и такие люди, которые лили на Ингу грязь. Я был удивлен, что их оказалось много. И что они настолько глупы: показывать зависть человеку, который так любил свою жену.
В театральной гримерке встретил одного старого литовского актера, тот тяжело вздохнул: «Слышал, твоя оставила тебя?
Очень хорошо!» — «Чего же хорошего?» — «Это тебе в копилку!» Потом я его понял: жизненный опыт необходим в работе актера.
Когда мы с Ингеборгой расстались, моя карьера действительно пошла в гору: я наконец вспомнил, зачем учился на актера. Сейчас работаю в пяти театрах, много гастролирую, снимаюсь на телевидении, шесть раз номинировался на лучшую театральную роль года и трижды ее получал… Теперь хорошо понимаю бывшую супругу: популярность — тяжелый крест, ты все время на виду и не имеешь права на ошибку. Но я ошибался много раз…
Через два года после развода в коридоре нашего театра я увидел девушку — она стояла ко мне спиной. И этот ракурс показался мне невероятно привлекательным: фигурка, будто выточенная из слоновой кости.
