Ей было так интереснее за нами наблюдать! При мне мамуля, правда, иногда забывалась — и я понимала: она меня слышит. Потом надоело играть — и слух к Лиозновой «вернулся»…
Когда мамуля куксилась, я показывала фотографию из молодости: «Смотри, какая ты красавица!» — и глаза ее улыбались. Лиознова не чувствовала своего возраста, часто спрашивала: «А сколько мне сейчас лет?» До последнего принимала своих верных студентов — с ними она возвращалась и в свою молодость (кстати, они тоже называли ее «мамой»). Правда, бывало, Таточка пересиживала с гостями, потом ей становилось плохо — и снова «скорая», больница…
Очень дружила с художником по костюмам Марочкой Быховской. И ушли они вместе — Татьяна Михайловна пережила подругу на 1 день.
У нас с Марочкой тоже была дружба, только тайная. Почему? Да просто мамуля меня ревновала ко всем, не хотела делиться. Говорила «Ты мой ангел-хранитель». И я благодарна судьбе, что она нас свела. Они с отцом все это время тоже держались вместе…
Татьяна Михайловна привыкла все контролировать… Даже какую надпись на могильной плите сделать, в завещании указала: «Народная артистка СССР, кинорежиссер Татьяна Лиознова». Но мастер после каждой буквы в аббревиатуре «творчески» поставил точку.
Как-то после очередной больницы пресса распустила слух о кончине Татьяны Лиозновой. Друзья набирали ее номер — чтобы выразить соболезнования близким…
Но натыкались на знакомый голос — и не знали, что говорить. Один от неожиданности воскликнул: «Татьяна Михайловна, так, получается, вы живы?» «А вы с какого света звоните?» — мгновенно парировала она в своем стиле.
Мне мамуля сказала: «Дочка, как быстротечна жизнь!» Не думай о секундах свысока… И в ту секунду откуда нам было знать, что этот разговор станет последним?