И еще самое страшное для меня — это была съемка в Африке, когда я залез в реку, чтобы сделать фотографию Барановской с детьми на мосту. Я захожу в реку с быстрым течением, у меня две камеры за поясом. И тут за моей спиной что-то падает. Я поворачиваю пояс и понимаю, что одной камеры, на которой все главные снимки со всей этой поездки, нет. У меня сердце бьется в сумасшедшем ритме. Я понимаю, что бог с ней, с этой камерой, найти бы ее под водой, вытащить флешку, потому что с большой вероятностью она еще не промокла, кадры можно спасти. Но сумасшедшее течение меня буквально сносит с ног. Пытаясь вылезти из этой реки, хватаюсь, там такая высокая трава... Как выяснилось, чуть не схватился за змею — ядовитую или не ядовитую, не знаю.
Смотрю на Юлию, говорю: «Юля, все снимки с поездки пропали...» — а она спрашивает «Почему?» И тут мне ее помощница протягивает эту камеру, которую я, оказывается, не пристегнул к поясу. Невероятное облегчение! Оказалось, они видели, как огромный корень отвалился от берега и упал. Этот звук я и услышал.
Перед этим была другая поездка, тоже с Барановской, на Дальний Восток, и там я упал с камня, с не очень большой высоты, где-то два с половиной метра. Когда я падал, в руках у меня была камера. Ситуация для сознания была как в замедленной съемке: очень быстрая горная река, я почувствовал, как течение пытается вырвать камеру, пальцы от удара расслабляются. Но я сжал камеру, вынырнул, как Рэмбо, и конечно, это было тяжело. Будьте очень осторожны с камнями у рек. У меня на спине был рюкзак, благодаря этому я не сломал спину, но очень сильно повредил ребра и отколол кость в локте, как выяснилось потом, по приезде в Москву. Следующие две недели я жил на обезболивающих. Такие вот приключения.