И вот это — совсем коротенькое:
Я был бы мелок и неточен,
Когда б признаться не посмел,
Что спал, покуда ваш росточек
В моих садах не прошумел.
Ему Господь удачу прочит,
Счастливый рок его хранит.
Когда бы знать: чего он хочет?
Куда он голову склонит?
В моих руках — одно из писем Булата со стихотворением, где есть такие строки: «Улыбка женщины одной, единственной, неповторимой...»
Спустя несколько лет после нашего расставания я прочту эти строки в журнале.
С посвящением — «Ольге». Мне и в голову не приходило осуждать его за это. Зная, как несладко Булату доводилось тогда, прекрасно понимаю: что ему оставалось?
Когда мы встретились после долгой разлуки, с улыбкой рассказала, что прочла стихотворение в «Я надеюсь, что ты выше всего этого, — ответил Булат. — Я всегда на это надеялся...»
Даже во время наших гастрольных поездок он постоянно писал. Как-то в очередной раз мы заглянули в гости к Шварцам, и Исаак Иосифович принялся меня строго допрашивать:
— А ты даешь ему работать? Ваша страсть Булату не мешает?
— Да он работает как проклятый! Иногда даже прощения за это просит: «Птичкин, мне так хочется побыть с тобой, но видишь, как хорошо пишется?
Потерпи, а?» Я смеюсь: «Конечно потерплю...»
Где мы с Булатом только не побывали с концертами! Останавливались, как правило, в номерах люкс, но однажды, когда возвращались из Полотняного Завода, где были у Владимира Мотыля на съемках, пришлось переночевать в Шацке в переоборудованной под ночлежку сельской школе с железными скрипучими кроватями и репродуктором, который в шесть утра взорвался гимном СССР, от чего мы, как ошпаренные, подскочили на панцирных сетках. Булатик не был бы самим собой, если бы наутро, садясь в машину, не заметил философски: «Кто же виноват, что в Шацке жизнь сложилась по-дурацки...»
Перед глазами вдруг встала картинка с самарских гастролей.
В номере гостиницы «Волга» кровать была накрыта ярко-алым шелковым покрывалом, расшитым невиданной красоты жар-птицами. Я влюбилась в него с первого взгляда. Тут же обмоталась с ног до головы и начала танцевать. Булат хохотал, восторженно хлопал в ладоши: «Ай да Птичкин! Куда до тебя испанкам или аргентинкам! Конкурировать может разве какая-нибудь Айседора Дункан!» Мне очень хотелось забрать чудо-покрывало с собой. И Булат наверняка смог бы выкупить его у дирекции отеля. Но я, конечно, об этом даже не заикнулась.
Мы использовали малейшую возможность уехать из Москвы. Дома в любую минуту мог раздаться телефонный звонок, за которым следовало расставание. Потому что Ольга в очередной раз грозилась «покончить с собой» или заболевал Антон.