Нет...
Булат возбужденно рассказывал, что вопрос с разводом решен и как он счастлив, что теперь мы можем пожениться. А я будто мертвая.
— Птичкин, что с тобой?
— Ничего.
— Между нами кто-то встал?
— Нет, просто я не люблю тебя так, как раньше.
Помолчав с минуту, Булат процедил сквозь сжатые зубы:
— Редкому индивидууму удается сохранить любовь на долгие годы.
Усмехнулась про себя: «Надо же, какое слово подобрал — «индивидуум».
Остановившись у моего подъезда, Булат спросил:
— Может, мне все-таки зайти?
— Не надо.
Какое-то время казалось, что я освободилась от зависимости, что смогу жить без него. Но стоило услышать в трубке: «Птичкин, как ты без меня? Я без тебя не могу...» — и все возвращалось на круги своя. Ну не могли мы расстаться, прикипев друг к другу за четыре года намертво! Но теперь в наших отношениях не было прежней радости — только надрыв, исступление и отчаяние.
Мои родители уже вернулись из Алжира, жить с ними под одной крышей я не могла. Булат помог снять квартиру, куда поначалу часто приезжал. Потом, поняв, как тягостны мне его визиты, наведывался все реже и реже.
Мы не виделись примерно месяц и встретились благодаря организаторам гастрольной поездки российских бардов по городам Союза.
Я была беременна, неважно себя чувствовала и ехать не хотела. Тем более что была занята в фильме с символическим названием «Без сына не приходи», который снимался в Одессе. Но продюсеры звонили каждый день: увидев в списке «гастролеров» фамилию «Окуджава», я поняла почему. Не будь меня в составе группы, он не дал бы согласия. Для меня у организаторов концертов тоже был железный аргумент: большие гастроли давали право на получение тарификации, благодаря которой моя концертная ставка увеличивалась вдвое.
Накануне отъезда Булат подошел с вопросом: — Ты поехала из-за меня?
— Нет, из-за тарификации.
Его губы тронула улыбка:
— Вот сейчас я снова в тебя влюбился.
То, что я беременна, осталось тайной для всех участников тура до самого конца поездки…
Перед семилетней разлукой мы увиделись с Булатом еще только раз.
Я уже почти не выступала — до родов оставалось несколько недель. Об этой встрече рассказывать не стану: все, что было, — очень личное. Только мое.
Когда сыну исполнилось полгода, я встретила замечательного человека. Полюбив меня, он сразу принял и Гришу, тот стал называть Валеру папой. Мы прожили вместе меньше двух лет — и я начала просить развода.
Валерий никак не мог понять причины, умолял:
— Мы еще просто не притерлись друг к другу! Подожди — все наладится!
— Не наладится. Потому что я не люблю тебя так, чтобы босиком по снегу, чтобы дышать не могла, понимаешь?! А жить и притворяться, что все хорошо, что так и надо, я не могу. Это нечестно, подло.
И мы расстались, хотя Валера, кажется, до сих пор продолжает меня любить.
О Булате я не забывала ни на минуту. И чувствовала его даже через океан. Всегда, когда ему становилось плохо, было плохо и мне. Что тут говорить, если нам снились одни и те же сны!
В 1994 году я взяла у общих знакомых телефон новой дачи Окуджавы в Переделкино.
— Птичкин, это ты?!
— его голос сорвался. — Неужели? Господи, где ты достала номер? Когда приедешь?
— Могу сегодня.
— Я жду!
Мы проговорили весь вечер и всю ночь. «Я так мечтал, что перед смертью еще хоть раз смогу тебя увидеть!» — спрятав голову у меня на груди, Булат плакал как ребенок...
Потом я еще не раз бывала в Переделкино. Мы смотрели «Санта-Барбару» и хохотали до слез над «идиотом Крузом», который десять раз за серию менял костюмы, слушали музыку, пили вино. Нельзя сказать, что мы стали просто друзьями, но в то же время оба понимали: прежних отношений — с надеждой на совместное будущее — уже, скорее всего, быть не может.
