— Из современных... Ну, вот если взять Эдисона Денисова, то у него мне нравится не та, где все просчитано, а...
— Вы не правы! — прервал Окуджава. — Денисов — композитор с тонким лицом...
— Да никто не выступает против этого! Я говорю о том, что он свое тонкое лицо зачастую скрывает за нарочитой, математической просчитанностью, а ведь есть у него такие темы...
— Но вы не знаете...
— Знаю! И музыку, и самого Эдисона Васильевича!
С Эдисоном Денисовым я познакомилась благодаря Юльке Денисовой — моей подружке, бывшей однокласснице и соседке по дому. Он был очень влюблен в нее. Не считая фамилии (вот совпадение!), их еще многое объединяло.
Например, оба по образованию — математики. Но Юля так и не решилась выйти за Эдисона замуж... Денисов был старше более чем на двадцать лет. Мою маму подобные мезальянсы приводили в возмущение:
— Как можно, он ей в отцы годится?!
Я пыталась возражать:
— А вдруг это любовь?! — но в душе все же было какое-то недоумение. Видимо, маме удалось вдолбить в мою голову нечто такое... Когда дело пошло к расставанию, я пыталась утешать Эдисона Васильевича. Юлька тоже мучилась, но недолго, вскоре встретила замечательного парня Сашу и вышла за него замуж...
Почему во мне в тот вечер вдруг проснулся дух противоречия и мы так схлестнулись с Булатом — ума не приложу.
Но скоро выяснилось, что предмета для спора нет: мы оба очень хорошо относились и к Эдисону Васильевичу, и к его музыке. Речь шла, скорее, о нюансах. И тут мне сказали:
— Наташа, Окуджава приехал без гитары! Что делать?!
— Сейчас попробуем организовать.
Не скажу, что мое сообщение обрадовало гостя. Уже сидя в зале, я уловила тяжелый вздох, когда на сцену вынесли гитару. До этой минуты Окуджава с воодушевлением рассказывал о себе, встречах с людьми, оставившими след в его жизни, рассуждал на вечные философские темы. Однако публика ждала песен...
В разгар вечера ведущий предложил задавать гостю вопросы. Я, как на уроке, подняла руку и, робея, спросила:
— Скажите, пожалуйста, а что у вас рождается сначала: стихи или музыка?
Он посмотрел тепло, даже умилительно:
— Не знаю. И не верьте тем, кто рассказывает, что и как у них рождается. Они тоже не знают, это тайна. Великая, как любовь. Тайна, которую нельзя ни объяснить, ни разложить.
По окончании концерта в кабинете начальника накрыли чайный стол. Там мы с Окуджавой почти не общались — и без меня было много желающих. Когда за ним закрылась дверь, Ленка Зобова спросила: — Ты взяла телефон?
— Нет.
— Дура!
Беги за ним!
— Нет, нет! — я испуганно затрясла головой. — Не могу!
— Можешь! Он обещал тебя послушать! Беги немедленно, пока не уехал! Тебе это нужно!
И Ленка вытолкала меня за дверь. Несусь по коридору, а сама думаю: «Не слишком ли быстро бегу?» Несколько метров иду шагом, потом снова бегом. В ушах все звучат Ленкины слова «Тебе это нужно! Тебе это нужно!», а сама думаю: «Ну, дождется — так дождется, а уехал — так уехал...»
Вижу: вдалеке стоит красная машина. Не уехал… Увидев меня, Булат по-мальчишески резво выскакивает из салона:
— Садитесь.
Куда вам ехать?
И столько в его вопросе воодушевления, радости, что мне вдруг захотелось ответить «А хоть на край света!», но вместо этого говорю:
— Меня ждут...
Лицо Булата становится растерянно-мрачным:
— Понятно… Вы хотели, чтобы я вас послушал?
— Нет, это девчонки... Постойте, я не то говорю... Конечно же, я тоже хочу... Хочу пригласить вас на свой концерт и буду благодарна, если позовете на свой.