— Хорошо, — сухо роняет Булат, — до июня я буду недоступен, а после — звоните. Есть куда записать номер?
Потом он не раз припомнит мои слова: «Меня ждут...» Это было как ушат холодной воды, как удар хлыста. Редко случается, когда поговорив с человеком несколько минут, ловишь себя на мысли, что хочешь общаться с ним и дальше. И если все вдруг обрывается, возникает ощущение невыносимой пустоты, незавершенности. Именно это я чувствовал, идя по вашему коридору, садясь в машину. И вдруг ты появляешься! А через минуту даешь понять, что не свободна, что тебя ждет другой...»
Несколько недель я жила под впечатлением нашей встречи. А потом наступило лето 1981 года, и мы с Юлькой Денисовой отправились по путевке в Коктебель на турбазу «Приморье».
С тех пор это место стало для меня особенным, любимым. Море, Карадаг, дом Волошина... Без моря я долго жить не умею: начинаю хандрить и чахнуть. С каждым днем оно наполняло нас с Юлькой какой-то невиданной силой, радостью и ощущением грядущих счастливых перемен. Предчувствия не обманули: вернувшись в Москву, мы обе забеременели. Почти одновременно. И Юлькин муж Саша, и мой этому обрадовались несказанно.
Сережа впервые увидел меня по телевизору, в составе ансамбля «Гренада». Подошел на остановке рядом с МГИМО и строго спросил:
— Вы — Наташа Горленко?
— Я.
— Мне очень понравилось, как вы пели.
— Спасибо.
Через минуту я забыла о нем. Сергей же начал осаду. Узнав от моих однокурсниц (мы учились на разных факультетах: я — на международном праве, он — на экономическом), что мечтаю заполучить редкий испанско-русский словарь, немыслимым образом его раздобыл. Приглашал на спектакли, концерты и, сидя рядом, смотрел не на сцену, а на меня — с восторгом и обожанием.
Со временем к Сережкиной осаде подключились мои родители. Впрочем, мама была готова меня выдать, конечно, не за первого встречного, но... Слишком часто повторялась пословица: «Двадцать три — замуж при!» Еще она любила цитировать свою маму, Елену Адамовну, которая говорила, что девушка как цветок: ее надо вовремя пересадить в другой горшок — а то завянет.
Сережа маме понравился: «Ну чего тебе еще надо?! Заботливый, воспитанный, умный. Заживешь как за каменной стеной! Наверняка после вуза его отправят в Латинскую Америку. Ты со своим испанским будешь там словно рыба в воде!»
И я сдалась. Хотя ни тогда, ни потом не любила Сережу по-настоящему: до дрожи в коленках, до дикого страха потерять. Жалела? Да. Сережка рано остался сиротой и очень тосковал по домашнему теплу. Отмечала ум, образованность, такт, чувство юмора, испытывала благодарность за то, что поддерживал во всем, а в самые тяжелые минуты спасал своей любовью. Но если быть честной: в замужество я просто сбежала от опеки и прессинга, которые довлели надо мной дома.
Я с детства хотела стать артисткой. Пение и танцы были моей страстью. Однако родителей такой вариант не устраивал.
— Что это за профессия — артистка?! — негодовала мама. — Она подневольна и унизительна! Сегодня ты востребована, а завтра? Человек должен работать в стабильном коллективе и не бояться остаться без куска хлеба! А пенсия? Ты подумала, на что будешь жить в старости?!
— Мама, мне семнадцать лет! Какая пенсия?! Я не хочу всю жизнь мучиться, ненавидя дело, которым занимаюсь! А при словах «стабильный коллектив» мне хочется застрелиться!
— Я твоя мать, и ты будешь делать так, как я скажу.
Папа не вмешивался — понимал, что только добавит напряженности в раскаленную атмосферу.