— Давайте поговорим через год, после Линочкиного выпуска.
Однако Филин вскоре сам приехал в Воронеж на наш отчетный концерт. Предложил перевестись в Московскую государственную академию хореографии (МГАХ) с перспективой трудоустройства в Театре Станиславского. А мы с мамой и так в августе собирались в столицу. Примерно за год до этого я выступала на фестивале хореографических училищ в Казани и познакомилась с Мариной Константиновной Леоновой, ректором МГАХ. Она ничего определенного не обещала, но посоветовала приехать, показаться. Я не особенно надеялась попасть в академию, конкурс там сумасшедший. Но чем черт не шутит?!
Показ прошел успешно. Леонова взяла меня на последний курс, и мы с мамой переехали в Москву.
Филин предоставил нам комнату в служебной квартире — за счет театра. Он был уверен, что после окончания МГАХ я пойду в «Стасик». В трехкомнатной квартире кроме меня с мамой жили несколько артистов театра. Условия были не блестящие, да и ездить каждый день с «Братиславской» в академию на «Фрунзенской» оказалось довольно тяжело. Спасибо Марине Константиновне — вскоре она поселила меня в интернате, бесплатно. За учебу я тоже не платила ни копейки. А иначе мы просто не смогли бы остаться в Москве.
В будни я жила в интернате, а на выходные уезжала на «Братиславскую» к маме. Она, конечно, просто героиня, всю жизнь буду ей благодарна. Ради меня бросила родной город, работу, налаженную жизнь в отдельной квартире и начала все заново, фактически с нуля.
Ей было очень тяжело — и морально, и физически, и материально. Мама крутилась как белка в колесе, чтобы нас прокормить и послать денег Кате. Сестра осталась в Воронеже с бабушкой, училась на коммерческом отделении в медицинском институте.
В том потоке неправды, который на меня обрушился после трагедии с Сергеем Филиным, прозвучало, что художественный руководитель Театра Станиславского, пока я училась, выплачивал мне стипендию, нанимал педагогов. Если бы это было так... Но нет, нам с мамой пришлось выживать в Москве самим.
Думаю, все эти небылицы рождаются на форуме «Балет и опера». Обычно оттуда распространяются сплетни. Этим занимается довольно специфический «околотеатральный» люд, готовый на все за билет в Большой.
Я стараюсь не читать глупости, но они так или иначе до меня доходят.
Ребята в классе сначала относились настороженно. Я ведь пришла сразу на последний курс. Некоторым, наверное, было обидно, что Марина Константиновна меня выделяла. Я выпускалась из академии с сольным спектаклем и участвовала во всех номерах на госэкзаменах, всегда стояла в первой линии. Но постепенно они ко мне привыкли и приняли в коллектив.
Атмосфера в МГАХ была нормальная, хоть и не такая спокойная и умиротворяющая, как в Воронежском училище. Там я тоже много репетировала, но в Москве нагрузки были на порядок выше. Со мной очень много занималась мой педагог — Наталья Валентиновна Архипова. Она удивительный человек, наверное, самый честный и искренний из всех балетных людей, которых я когда-либо знала.
Все говорили, что нужно идти в Большой театр.
И педагоги, и ребята знали, что я собираюсь в «Стасик», и пытались разубедить. Говорили, что Большой — это совершенно другой репертуар. Только там ставят масштабные многоактные спектакли, которые зачастую просто невозможно представить в Театре Станиславского. Мои одноклассники мечтали лишь о Большом театре. А у меня и в мыслях не было, что могу туда попасть. Народная молва утверждала, что в Большой берут исключительно по блату и за взятки. У нас же с мамой не было ни связей, ни денег.
В самом начале 2009 года, благодаря все тем же Максимовой и Васильеву, я получила молодежную премию «Триумф».
Узнала об этом от Филина. Как-то звонит:
— Почему ты не сказала, что тебе дали премию?!
— Какую?
— «Триумф».
— Впервые слышу.
— Ну ты даешь! Значит так: на церемонию идем вместе. Тебе должны привезти приглашение.
На следующий день действительно получила конверт. И немного расстроилась, потому что с большим удовольствием пошла бы на вручение премии с мамой, но ослушаться Сергея Юрьевича не решилась.