Сейчас думаю: а зачем ему было нужно появиться со мной? Может быть, Филин хотел всем продемонстрировать, что я — «его» артистка? Перед церемонией мы с Сергеем Юрьевичем съездили в бутик одной известной итальянской марки, где мне подобрали вечерний наряд. Филин сказал: «Осторожно, не оторви бирки. Потом все вернешь». После церемонии Сергей Юрьевич отвез меня в Театр Станиславского, где я сняла «бальное платье» и отдала ему. Прямо как в сказке про Золушку.
Другая, наверное, расстроилась бы, а я была безумно счастлива, что попала на необыкновенную церемонию, что меня удостоили вниманием великие артисты. Хотя на «Триумфе» ловила странные взгляды. Глядя на нас с Сергеем Юрьевичем, многие, видимо, решили, что это он устроил премию своей молоденькой спутнице. Смотрелись мы, наверное, неоднозначно. Но я об этом не задумывалась.
Была слишком юная и лишь радовалась по-детски, что, получив сто тысяч рублей, смогу купить одежду себе и маме. У нас почти ничего не было. Спасало только то, что мы обе нигде не бывали, кроме работы и учебы. Я безвылазно сидела в академии, день и ночь репетировала. Готовилась к выпускным экзаменам и к Московскому международному конкурсу артистов балета и хореографов.
Как-то разговорилась в интернате с одним мальчиком, и он сказал: «Лин, зачем тебе этот Филин? Тебе же всего шестнадцать». Не сразу поняла, что он имеет в виду. Оказалось, ребята считали, что у меня с ним отношения. А мы с Сергеем Юрьевичем не так часто и общались. Никогда не замечала особого интереса с его стороны. Один раз Филин зашел к нам на «Братиславскую», когда заселились, а потом только звонил, спрашивал, как дела, учеба.
Поэтому было очень неприятно услышать такое.
После выпускных экзаменов с мамой беседовал Геннадий Янин, тогдашний заведующий балетной труппой Большого театра. Он хотел, чтобы я работала у него. Мама ответила, что мы уже договорились с Сергеем Юрьевичем. Но жизнь сама все расставила по местам.
В мае 2009 года у нас проходили выпускные концерты, а в Театре Станиславского в это же время отмечали семидесятилетие балетной труппы. Я репетировала и в академии, и в «Стасике». Его солист Семен Чудин должен был танцевать со мной на выпускном концерте балет «Пахита». С ним же я почти год готовилась к московскому конкурсу. Но Сергей Юрьевич вдруг поставил меня в афишу двух своих юбилейных концертов, не спросив разрешения у Леоновой, хотя я не являлась артисткой его труппы, была учащейся академии и подчинялась ректору.
Она была против того, чтобы я танцевала на юбилее в «Стасике», для нее был важен выпускной концерт. Марина Константиновна сказала об этом Филину, и между ними возник конфликт.
Я не имела понятия о том, что происходит. Но была очень удивлена, когда после репетиции в Театре Станиславского меня пригласили в отдел кадров и срочно оформили в штат, причем сразу на семнадцатый балетный разряд. Самым высшим на тот момент был восемнадцатый, по нему проходили народные артисты. Это было неожиданно, я ведь еще даже не получила диплом.
Перед выпускным Чудин повредил спину, я вышла в «Пахите» с другим артистом Театра Станиславского — Георги Смилевски.
Филин обещал, что на московском конкурсе со мной будет танцевать Чудин. Говорил, что травма у Семена несерьезная, он успеет восстановиться. А в самый последний момент вдруг заявил, что в конкурсе участвовать не надо.
Леонова не могла допустить, чтобы наши усилия пропали даром. Она договорилась, что Чудина заменит Овчаренко. Артем танцевал в Большом, но часто помогал академии. Узнав об этой рокировке, Филин сказал:
—Откажись от Овчаренко!
—Не могу, у меня нет партнера, а до конкурса всего десять дней.
—Ну и черт с ним, с этим конкурсом!
—Извините, Сергей Юрьевич, но я целый год готовилась, Архипова положила на это столько сил.